Схиигумен Феодор
Схиигумен Феодор (в миру Феодул Нестерович Пошехов), родился 1 апреля 1863 года в благочестивой крестьянской семье, в деревне Городище Мологского уезда, Ярославской губернии. «семейка наша была в 20 человек, рассказывал отец Феодор, - и все вмести жили.» Ни ссор, ни дрязг у нас не бывало. Вот так вел нас отец. Богомольный он был. За всю жизнь свою не пропустил ни одной ранней обедне. А церковь от нас в 4 верстах была». С ранней юности он не только занимался крестьянским трудом (вел молочное хозяйство), но и читал Библию. С 16-22 лет духовно окормлялся у одной подвижницы благочестия, молитвами которой он был исцелен в детстве. Он ухаживал за старицей, парализованной на протяжении 40 лет, до ее кончины. Она же направила Феодула на Валаам, куда он прибыл 6 февраля 1892 г., 28 марта 1894 года он был зачислен в монастырское братство, а 6 марта 1899 года пострижен в монашество с наречением имени Феодорит. 26 марта 1900 года отец Феодорит был рукоположен в иеродиаконы, 17 марта 1901 года в иеромонахи.Первые годы монастырской жизни отец Феодорит трудился на общих послушаниях, год был поваром на Тихвинском острове, где работало до 100 человек. Затем был командирован на Валаамское подворье в Петербурге, более пяти лет состоял управляющим домом и подворьем на Васильевском острове и казначеем строительной комиссии по постройке каменного дома. 18 декабря 1906 года был награжден набедренником, 3 ноября 1908 года утвержден в должности благочинного, включен в число соборной братии. 9 июля 1910 года удостоен золотого наперсного креста. Однако несмотря на хлопотную обязанность монастырского благочинного, отец Феодорит уже и в то время начал помышлять о пустынном жительстве, для чего с помощью благодетелей выстроил себе на Порфирьевском островке принадлежавшем монастырю, небольшой деревянный домик, куда часто уединялся для молитвы.
20 января 1914 года его определили настоятелем Александро-Невского Хренникого монастыря Борисоглебского уезда Тамбовской епархии, с возведением в сан игумена. Любитель пустынного уединения, отец Феодорит без радости принял это назначение и настолько тяготился настоятельством, что уже 9 декабря того же года по прошению был уволен от должности. 15 апреля 1915 года отца Феодорита вновь приняли в число Валаамской братии, и он сразу же водворился в любимой пустыньке, где безвыходно подвизался последние годы. 01 мая 1921 года удостоен архипастырского благословения с грамотой. 6/19 декабря 1922 года принял пострижение в великую схиму, к чему давно стремился.
Прибывая в своей пустыньке, отец Феодор никогда не был праздным: кроме келейной молитвы, чтения слова Божия, в воскресные и праздничные дни всегда совершал Литургию в церкви Коневского скита, с особенной любовью поминая многих почивших, записанных в его личном синодике. Ввиду островного положения пустыньки отца Феодора, путь к Коневскому скиту не всегда был безопасен: осенью и весною ему не раз угрожала опасности гибели в воде, но он всегда неустрашимо исполнял свой долг. В великие праздники он приходил в монастырь и здесь участвовал в соборном служении.
Кроме некоторых духовных чад из монастырской братии, летом отца Феодора почти ежедневно посещали его почитатели из мирян. Старец проявлял великую любовь и милосердие ко всем без различия посетителям, с присущей ему простотой преподавал духовные наставления, каждого старался утешить, обласкать, воодушевить, любил при этом угощать или чаем, или плодами своего сада и огорода. Питался он исключительно от труда своих рук: возделывал овощные грядки в огороде, выращивал яблони разных сортов и ягодные кусты. Землю для сада и огорода ему приходилось носить на себе, так как почвенный слой Порфирьевского острова очень тонок и скуден.
М. А. Янсен так описывал свое посещение старца: «вот и Порфирьевский остров. Перед ним – скрытая водой каменная луда. Надо обходить ее, искать дорогу, вот широкий, привольный заливчик, с вытащенной в ракитник лодкой. Залитая солнцем полянка, а за ней на взлобочке - часовня преподобного Серафима Саровского. Будто сам угодник стоит здесь и молится над тихим местом, над гладью воды у стены сомкнувшегося леса. Дорожка поднимается полого, и видны тщательно возделанные гряды, кусты смородины. Молодые дубки стоят полукругом поодаль и точно любуются на дорогую часовенку. Сам отец Феодор сажал их, заботливо, любовно подвязывал им, молодым еще, подпоры […] Ласково гладят по голове ветви яблонь. И, склоняясь, подходим к домику. На завалинке – отец Феодор, в сиянии седин, волнистых кудрей и пушистой, отеческой бороды.
Сидим. Глубоко внизу поблескивать живым, мерцающим светом Ладога. […]. Пьем чай и ведем простую беседу, о простом и совсем попросту. Чай пьем с душистым вареньем, только что сваренным, еще теплым, едим белый хлеб, тоже только испеченный, совсем уж удивительный – ароматный, как просфорный.
- Поговорить бы…
И первый же вопрос его, начинающий беседу, казалось бы, такой простой почти естественный, касается прямо, твердо и прозорливо самый сложной, самой запутанной проблемы жизни. И то, что стало за долгие годы привычным по неотвязности, по устоявшемуся компромиссу, что перестало и тревожить, как хроническая болезнь, вдруг предстало обнаженным, судорожно стянутым узлом, требующим немедленно разрешения. Благословляющая рука легко опускается на крепко стянутые, сложно переплетенные нити и проясняется затуманенная, просветляется потемневшая. Дальние, ох, дальние, мы от этой ясной простоты и просветления всех сторон жизни, вознесения ее в свет Христов, в молитву Иисусову.
- Прежде всего, надо основание положить каменное, а потом и понемногу и созидать. Веру нужно иметь живую, предать себя Господу, как железо кузнецу. Стараться все заповеди Господни исполнять по слову пророка Давида: «ко всем Заповедям Твоим направляхся, всяк путь неправды возненавидех» (Пс, 118:128). И ничего-то от Господа желать не надо. Молиться надо в простоте сердца. Считай себя хуже худой земли. А скорби - это щетки духовные, которые очищают душевную нечистоту. Если мы, по своей слабости, не можем еще радоваться скорбям, то все-таки с благодарением должны переносить их….
Под высоким солнцем, под ясным небом – остров приветливый, под яблоньками взращенными, выхоженными, плодоносными, - старец схиигумен, опытом умудренный, молитвою просветленный, ласково привечает, обогревает озябшую душу. Улыбается душа, будто жмурится от обилия света и тепла.
«Помолимся… Достойно есть….» - поет высоким, приятным, совсем юношеским тенором. Видно, так и не преломился голос, не перешел в темные и томные низкие тоны. «… Блажите тя…. Пренепорочную…» - разносится чистый, ублажающий голос, как благословение над молчаливыми соснами и над гладким заливом, и ширится дальше, к другим островам. Вот на ближнем острове двое людей поднялись с камней, встали и затихли в благоговейном безмолвии, внимая четко звучащему знаменному напеву.
Показывает хозяйство свое, фруктовый сад, большой огород. Землю зимами на себе возил, с соседних островов. Ломом откалывал, мерзлыми комьями сваливал. Двадцать лет назад. А теперь вот как все поднялось, питается, плодоносит. Воды тоже по полтораста ведер нашивать приходилось. Видали мы потом уж, как в высоких сапогах, белой рубахе русской, а поверх – большой крест на груди и параман на спине, с непокрыто белой, сияющей головой, весь в радостном солнце, работает, трудится старец над землею. Вся жизнь отца Феодора пронизана молитвой, вся она – предстояние. Каждый миг претворился со Христом и во Христе. Всякая работа стала деланием просветленным, творимым в благодатном озарении молитвы Иисусовой. Вот почему так просто, ясно и уветливо вокруг».
В 1937 году незадолго до своей кончины, старец почувствовал сильное недомогание и был переведен в больницу. Предсмертная болезнь длилась ровно два месяца, в продолжение всего этого времени отец Феодор сохранял ясность ума и рассуждения и до конца нес подвиг постоянной и сокровенной молитвы. Всех посещавших его принимал с любовью, был ласков и приветлив. Находясь в монастырской больнице, ходил в первое время к церковным службам и только лишь в последние дни слег в постель. В продолжение болезни отец Феодор часто причащался, и кроме того, пожелал, чтобы над ним было совершено таинство елеосвящения. С 15 февраля отец Феодор стал определенно говорить о своей близкой кончине и к этому времени закончил все свои предсмертные распоряжения и поручения. 17 числа, в присутствии ежедневно посещавшего его настоятеля игумена Харитона, на слово последнего, сказанное им схимонаху Николаю, находившемуся тут же, что отец Феодор еще поправится, угасавший старец твердо и определенно сказал, что он «не поправится, а через сутки отправится». И действительно, с самого утра следующего дня стал слабеть, в виду чего в полдень причастился Святых Христовых Таин. Затем, по его желанию, был прочитан канон на исход души. 5/18 февраля 1937 года, в половине седьмого, он мирно, тихо и безболезненно почил о Господе в уединении, когда больничные братья ушли на вечернюю трапезу. Вернувшиеся нашли его почившим, со сложенными на груди руками и лицом, исполненным невозмутимого покоя. Схиигумен Феодор был погребен на старом братском кладбище.