Николай Зуев
|
О большинстве разведчиков и диверсантов РОВ-Союза почти не сохранилось сведений. Поэтому мы расскажем лишь о нескольких героях, в ряду которых особняком стоит имя Николая Алексеевича Зуева. Коли Зуева, 14-летнего Георгиевского кавалера и героя Русско-японской войны, мальчика, о котором в царской России издавали брошюры, и которому сам Царь жал руку… Сын оренбургского казака-урядника, Николай после смерти отца был усыновлен лейтенантом Зуевым. Но новый отец вскоре погиб на броненосце «Петропавловск»… Мальчика взял на воспитание штабс-капитан порт-артурского гарнизона. Так Коля вошел в военную семью, находясь при отдельном корпусе пограничной стражи Заамурского округа. В 1904 г. он дважды пробирался из осажденного Порт-Артура через японские позиции для передачи депеш в штаб русской армии. - Колюша, вот тебе три шашки, выбирай любую; она твоя навеки, - говорил Николаю приемный отец, передавая ему запечатанный пакет от генерала Стесселя и отправляя в Вафангоу к командующему армией генералу Куропаткину. - Смотри только, не попадись японцам в руки, они тебя того... Днем иди больше гаоляном да по рытвинам и долам, a если издали увидишь неприятеля—ложись на землю и жди, пока не скроется... Дорогу в Вафангоу знаешь хорошо, лучше любого китайца, ты ведь бывал там... Одно помни, мальчик мой, что пакет надо беречь пуще ока и доставить его в военный штаб, как обозначено на адрес, и никому другому не отдать его, ни- ни- ни, пуще всего японцу... Ежели что, лучше разорви, уничтожь, но чтобы не достался в руки врага, понимаешь? Еще обещал славный штабс-капитан, что, если мальчик доставит пакет в целости военному штабу и благополучно вернется оттуда в Порт-Артур, ему дадут Георгия второй степени. Какого мальчишку не будоражит такая высокая награда? Сердце какого мальчишки не трепещет жаждой подвига? Но не каждый сумеет за пять дней добраться по вражеской территории до своих, а затем возвратиться назад, в осажденную крепость. Коле это удалось. К концу третьего дня у него закончились взятые с собой сухари и вяленая конина и, проголодав сутки, он забрел в небольшое китайские селение. Знавший китайский мальчик остановился на ночлег у одного из жителей и узнав от него, что армия уже близко и готовится к большому бою. Японцы также находились недалеко от селения. Они не заходили в него, а расположились на высокой близлежащей сопке, где издали, при помощи подзорных труб, наблюдали за тем, что происходило на русских позициях. Китаец также сказал Зуеву, что он об этом дал знать русским, но Коля, хорошо знавший хитрых китайцев, не совсем поверил его словам. На расспросы китайцев, что и кто заставил его предпринять это путешествие в Вафангоу, Коля отвечал, что его матушка, которая живет в Порт-Артуре, послала его в русскую армию, чтобы узнать, жив ли его отец, или он убит, так как уже больше полугода не имеет о нем никаких известий. То обстоятельство, что у него имелась шашка, мальчик объяснил, что она ему подарена знакомым солдатом, чтобы защищаться ею по дороге от волков. Добрый китаец накормил и напоил его и, отказавшись взять денег за постой, поутру указал, как безопаснее и ближе добраться до русских позиций. Приемный отец не обманул Колю. Выслушав его рассказ и приняв пакет, генерал Куропаткин ласково погладил его по щеке и тут же при всех наградил его Георгиевским крестом третьей степени… Обратно мальчик доставил ответный пакет командующего. Однако, в Порт-Артуре Коле лишь ненадолго суждено было вернуться к детским забавам. Начальник гарнизона поручил ему предпринять смелую вылазку, чтобы узнать, где находится теперь неприятель, и что предпринимает он в настоящее время. Эта задача была гораздо труднее прошлой. Неприятель сомкнутыми рядами окружал крепость, и Коля попал в плен. Но и тут не подвела юного героя находчивость. «Дай-ка, думаю, объявлю себя заблудившимся китайчонком из деревни Фи-Чи-Яни, - рассказывал он сам, - благо голова стриженная, глаза узенькие, как у китайца, и хорошо говорю я по-китайски - скажу, что я сирота, что моего отца звали Тай-Дзун-Ма-Тесив, что меня зовут Си-Кан-Ю, и что я заблудился. Тем временем японцы издали кричат мне и угрожающе показывают ружьем не двигаться с места. Один из них для пущего страха даже выстрелил в воздух, и я слышал как пуля прожужжала мимо моего правого уха. Я остановился и жду. Они второпях подходят ко мне и, окружив со всех сторон, стали спрашивать то по-русски, то по-китайски: „Ты кто, да откуда? из Артура ли, или из Вафавгоу?» кто по-русски, кто по-китайски, сами не зная за кого принять меня. Так я вам и скажу, думаю себе, а сам отвечаю по-китайски, как решил, что я из деревни Фи-Чи-Яни, заблудился, мол. Японцы о чем- то поговорили между собою по-своему несколько минут и один из них, взяв меня за руку, велел пойти вместе с ним. Он повел меня через горы и долы, через рытвины и ущелья, пока не привел к тому месту, где находилась часть их резервов. Тех пушек, которых я недавно видел, как их расставляли в ряд, здесь не было и, по-видимому, меня привели в совершенно другое место. Тут вскоре меня привели к одному японскому офицеру, который также задавал мне целый ряд вопросов, и который также говорил то по-китайски, то по-русски, но уж очень неправильно. Я также отвечал ему по-русски, но старался говорить так плохо, как обыкновенно у нас говорят китайцы, - и японец, видя, что ему не добиться от меня никакого толку, велел пока не выпускать меня. Не знаю, поверил ли японец моим словам, что я заблудившийся китайчонок из деревни Фи-Чи-Яни, или может быть даже послал туда гонца, чтобы узнать, живет ли там мальчик Си-Кан-Ю, отца которого звали Тай- Дзун-Ма-Тесип, или нет, - или быть может не допускал мысли, что такой маленький, как я, мог решиться пойти на разведки, но меня не связали и даже не заперли в отдельной фанзе, а накормили и позволили остаться на дворе, строго-настрого наказав мне, чтоб я не посмел убежать, иначе меня пристрелят. Когда наступила ночь и находившиеся тут японцы легли спать, кто в фанзах, а кто прямо на земле, под открытым небом, мне также велели последовать их примеру, предоставив мне выбор спать в фанзе или под открытым небом, Я, разумеется, предпочел остаться на свежем воздухе, чем в душной фанзе. К тому же у меня закралась мысль сбежать в эту же ночь. Я уже давно присматривался к одной из лошадок, которые паслись здесь, привязанные на веревке. Я расположился на голой земле, притворился, что сплю, даже захрапел, а сам зорко наблюдаю за стражей, которая безмолвно ходит взад и вперед, кругом этой небольшой японской позиции; улучив благоприятную минуту, я тихонько, ползком на живот, добрался до одной из лошадей, перерезал ножиком веревку, вскочил на коня и дай Бог ноги, сквозь темную ночь, через горы и долы. Я так скакал всю ночь, сам не зная куда, но, когда наступило утро, увидал, что очутился опять у какой-то китайской деревни, но не вблизи Артура, а где-то в пределах Ляояна. В этой деревне я пробыл несколько дней, а затем по моей просьбе китайцы доставили меня до ближайшей русской позиции. Тут я все рассказал, что приключилось со мной и что видел у японцев. И тут меня опять наградили Георгием 4-ой степени...» Всего Николай за свои вылазки был награжден тремя Георгиевскими крестами (IV, III, II степеней). О нем писали в журналах и газетах, вышла небольшая книжка о нем, а также открытка с изображением юного героя. В 1906 г. по Высочайшему повелению Зуев был определен на казенный счет в Симбирский кадетский корпус, который окончил в звании вице-урядника. Затем, также по Высочайшему повелению, был определен в Михайловское артиллерийское училище в Петербурге, блестяще окончил его и перед самой Первой мировой войной был принят в ряды Сибирской артиллерийской бригады. На фронте Николай служил в 22-й конно-артиллерийской батарее. Осенью 1915 г. он подал прошение поручику Пунину и был зачислен в знаменитый пунинский партизанский отряд, прославившийся своими смелыми и удачными действиями против неприятеля. Зуев был назначен начальником артиллерийского отделения. За время войны Николай был дважды ранен, награжден Георгиевским оружием за храбрость. В Гражданскую войну он служил на бронепоезде «Офицер», затем командовал им, был произведен в полковники и принял дивизион бронепоездов («Офицер», «Единая неделимая» и «Св. Георгий Победоносец»). В 27 лет Зуев уже был произведен в полковники. После эвакуации из Крыма он жил в Болгарии, затем во Франции, где работал шофером такси. Однако, мирная жизнь была не для Зуева. Вступив в РОВС, он, разумеется, избрал линию «внутреннюю». С 1927 по 1938 гг. он четыре раза ходил в СССР с разведывательно-диверсионными заданиями. «К сожалению, у меня нет разрешения его близких писать о подвигах полковника Зуева в советской России, - пишет В.Н. Бутков в статье «Берегите наши корни!». - Но когда-то это будет описано, и история его подвигов затмит даже «подвиги» киноэкранного Джеймса Бонда… Можно сказать лишь, что в 1937 году полковник Зуев сумел пробраться и устроиться в штаб Ленинградского военного округа. Он состоял там на должности помощника начальника штаба!.. Его деятельность была связана с системой революционных групп кутеповской организации, которой в это время занимался новый начальник РОВСа генерал Е.Миллер. Эти группы должны были содействовать восстанию «красных командиров», которыми руководил маршал Тухачевский и генерал Путна. С генералом Путной, когда тот был советским военным атташе в Лондоне, генерал Миллер через своих курьеров поддерживал живую связь… По «соседству» с Зуевым в Ленинграде действовал и другой герой-кутеповец мичман Сергей С. Аксаков, тоже ходивший в подъяремную Россию четыре раза. Мичман Аксаков «устроился» в начале 1937 года шофером секретаря ленинградского обкома партии. Другие кутеповские группы имели другие задания. После провала заговора «красных командиров» большинство офицеров-кутеповцев было экстренно эвакуировано из СССР. В Софии (Болгария) мы принимали Зуева и Аксакова, тоже перешедшего через румынскую границу. Организация этих переходов была под контролем болгарского отдела кутеповской организации. Легализация в Болгарии Зуева и Аксакова проходила с большим трудом, но все кончилось благополучно. Аксакова принимал министр просвещения Болгарии как родственника знаменитого писателя-славянофила К.Аксакова и быстро устроил на работу. К.Аксаков принимал большое участие в освобождении Болгарии от турок. И Зуев, и Аксаков стали инструкторами в «Молодой смене» («Рота молодой смены им. генерала Кутепова» при 3-м отделе РОВСа – прим. ред.) РОВСа в Болгарии, откуда отбирались будущие «походники» в СССР. Наша молодежь, проходившая спецкурсы под руководством Зуева и Аксакова, просто боготворила обоих. Это были настоящие офицеры старой школы: всегда подтянутые, бодрые, они говорили мало, больше показывали и указывали, приводили множество удивительных примеров из их богатой приключениями в СССР работе и жизни. Нападение Германии на СССР в июне 1941 года открыло обоим опять большие возможности возобновления их борьбы за освобождение России от ига коммунистов. Уже в ноябре 1941 года Зуев, а позже и Аксаков с группой в 20 человек из «Молодой смены» уехали на Восточный фронт. Там они оставались до конца войны, и опять Бог их оберегал, и опять они совершали невероятные подвиги во имя освобождения России. Может быть, когда-то выйдет книга с описанием этих подвигов и, конечно, она будет бестселлером, романом, в котором действительность превзойдет любую писательскую фантазию…» После Второй мировой войны Николай Зуев оказался в США. Он умер 22 января 1953 г. Похоронен на кладбище монастыря Ново-Дивеево близ Нанует (штат Нью-Йорк).
|
