Кладоискатели изучают рязанскую историю
Согласно статьям Владимира Фролова "70 лет назад: немцы под Рязанью" от 04.12.2011 года и «70 лет назад: наступление под Рязанью» от 05.12.2011 года, опубликованных в разделе Блогосфера на сайте информационного агентства «МедиаРязань» следует, что во второй половине ноября 1941 года Гитлер окончательно понял, что перезимовать в Москве его войскам не удастся, и окончательно решил больше не прорываться к Москве напрямую, а блокировать ее, окружив двойным кольцом. Шлюзы канала Москва-Волга должны были быть взорваны, Москва затоплена. При этом никто не должен был выйти из окружения. Москве угрожала блокада, еще более суровая, чем ленинградская. Для этого немецким командованием были предусмотрены, так называемые двойные «малые и большие клещи». «Большие клещи» южнее Москвы должны были проходить через подступы к Туле на Рязань. Севернее Москвы «большие клещи» проходили через Калинин (Тверь). Соединиться они должны были в районе Коломны.
В начале 20-х чисел ноября 1941 года немецкие войска начали активно пробиваться в обход Тулы в направлении городов Михайлов и Скопин, с дальнейшей целью — выйти на Рязань, которая являлась важнейшим узлом жизнеобеспечения Красной армии, сдерживающей немцев у самой Москвы. Участок фронта на этом направлении защищала 50 Армия, которая под ударом немецких войск с 23.11.1941 года стала быстро отступать по направлению от Тулы на Скопин. Уже 24 ноября 1941 года немецкими войсками был занят Михайлов и аэродром в 2 км северо-восточнее Михайлова. В итоге фашистские войска, вступив на территорию Рязанской области, заняли Скопин, Михайлов, Милославское, много других сел и поселков. Перед их приходом советская власть уничтожала все, что невозможно было эвакуировать, чтобы оно не досталось немцам. В Рязани жители до последнего дня не знали, войдет враг в город или нет. Войск для защиты почти не было: рабочий полк добровольцев, немногочисленные курсанты из Владимира, автомобилисты, саперы, девушки из зенитного дивизиона и рязанская милиция. С целью защиты этого важного района, в дополнение к войскам 50 Армии была создана группа обороны Рязани, под командованием заместителя начальника Главного Бронетанкового управления Красной Армии Героя Советского Союза генерал-лейтенанта Мишулина, начальником штаба группы был назначен полковник Девятов, начальником оперотдела штаба – майор Носс. Располагался штаб обороны Рязани в обкоме партии. Только 26 ноября на железнодорожную станцию Шилово прибыл командир 10 армии, недавно сформированной под Пензой – Филипп Голиков. А 1 декабря стрелковые и кавалерийские дивизии его армии начали выгружаться из эшелонов в Рязани и окрестностях.
Рязанская газета "Сталинское знамя" практически никаких местных сводок не публиковала. Но люди видели, как много идет по городу солдат и лошадей. Еще в октябре население Рязани, чтобы купить на базаре страшно подорожавшее продовольствие, начало в массовом порядке продавать одежду, часы, золотые и серебряные вещи. На предприятиях выдавали карточки на получение 800 граммов хлеба в день. Те, кто не работал, получал карточки на 400 граммов хлеба. Были еще “сахарные” карточки, по которым выдавали пряники или карамель. Очень редко отоваривались “рыбные” карточки. Овощи и мясо можно было купить только на рынке, в магазинах их практически не было.
Весь ноябрь Рязань бомбили. Немецкие самолеты старались повредить железнодорожные пути, попасть в вокзал, в работавший на авиацию деревообрабатывающий (сегодня приборный) завод, в "Рязсельмаш" (там делали снаряды). Небо города прикрывал 269-й зенитный дивизион, почти полностью состоящий из девушек (кстати, на валу Рязанского кремля располагался один их пунктов противовоздушной обороны города, а у его подножья находилась артиллерийская школа, проработавшая почти до мая 1945 года). Самая мощная бомбежка была 6 ноября. Первые бомбы взорвались на станции “Рязань-1”, повредив деревянное здание вокзала и рельсы (несмотря на темное время суток, повреждение рельсов устранили за один час, а вокзал отремонтировали только весной 1942 года). Две бомбы попали в привокзальный рынок на Малом шоссе, на котором в это время, к счастью, не было людей. Прогремел взрыв в детском саду на улице профессора Кудрявцева, где погибло много детей. Одна бомба угодила в госпиталь на улице Каляева (сейчас железнодорожный техникум). Сброшенный с самолета фугас взорвался во дворе управления НКВД: там осколками убило двух лошадей, получили ранения несколько сотрудников. Кроме того, от бомб пострадал бывший дом Салтыкова-Щедрина. 7 ноября в Рязани не было никакой демонстрации в честь годовщины революции: власти не стали рисковать, да и людям, занятыми похоронами погибших накануне, было не до празднования. С 8 ноября в Рязани был введен комендантский час – с 22 до 7 часов. Любое передвижение в это время разрешалось только по пропускам коменданта города. В черте Рязани и у ближайших ее пригородов были построены линии земляных и бетонных укреплений (некоторые бетонные колпаки пулемётных точек якобы до сих пор сохранились и даже сейчас хорошо видны по дороге от автовокзала до ж\д вокзала Рязани). В газетах утверждалось, что немцы понесли такие страшные потери, что не смогут уже ничего сделать с СССР. Назывались неправдоподобные цифры вражеских потерь, которым трудно было верить.
Ударили морозы. 14 ноября было минус 22 градуса. Несмотря ни на что, наступление врага на восток продолжалось. “10-я мотодивизия 47-го танкового корпуса, – вспоминал немецкий генерал Гудериан, – достигнув 27 ноября города Михайлов, отправила группы подрывников для взрыва железной дороги на участке Рязань-Коломна. Однако эти группы не смогли выполнить своей задачи: оборона русских была слишком сильна. 29 ноября превосходящие силы противника впервые оказали сильное давление на 10-ю мотодивизию. Поэтому наши войска вынуждены были оставить Скопин...”
На самом деле никакой "обороны русских" не было. Железную дорогу защитили истребительные отряды из жителей Рыбного, Луховиц и т.п. Вооруженные чем попало (охотничьими ружьями, карабинами XIX века, пистолетами), они отлавливали или убивали диверсантов, не подпуская их к рельсам. Начальник михайловской конторы Госбанка СССР по фамилии Гаврилин, не успев эвакуироваться на машине или телеге, собрал все деньги и ценности в два мешка, взвалил их на плечи и вышел из города пешком вечером 24 ноября. 60 километров до Рязани он шел пять дней, ночуя в попутных селах. В Рязань Гаврилин пришел 29 ноября, неся целые и невредимые мешки. Однако через некоторое время его взяли под стражу, а потом осудили на 10 лет лагерей “за допущенные денежные потери”: по сравнению с документами сколько-то бумажек в принесенных мешках не хватало. 25 ноября немцы впервые выслали разведку в сторону Рязани. Около станции Стенькино милиционеры увидели двух немецких мотоциклистов. Одного убили, а второй при попытке развернуться перевернул мотоцикл. Его взяли в плен. Другой разведывательный отряд немцев на мотоциклах, посланный в Захаровский район, приехал в село Попадьино. Навстречу им ехала машина начальника Захаровского отделения милиции Андриана Усачева. Он вез милиционера и женщину-врача. Немцы убили всех троих и расстреляли машину.
В селе Плахино немецкие мотоциклисты сорвали красный флаг с сельсовета и сделали несколько выстрелов в воздух, а потом уехали назад. В Захарове в это время жила старая набожная женщина – “убогая Полюшка” (почитаемая сегодня многими верующими). Она предсказала, что в Захарово немцы не войдут, и многие местные жители, уверенные в ее словах, не стали эвакуироваться. Немецкая танкетка в селе все-таки появилась, но оказалось, что это всего лишь разведка. Старушки рассказывали, что за пару часов фашисты лишь убили советского работника, пытавшегося метнуть в них из-за угла бутылку с бензином.
26 ноября начальник гарнизона Рязани Мурат и комендант города Самохин объявили осадное положение. На случай вторжения противника всем рабочим батальонам, милиции и прочим службам было выдано предписание. В нем подробно рассказывалось, где прятаться в лесах, чтобы начать партизанскую борьбу. В эти же дни по льду Оки в сторону Солотчи выехали десятки автомобилей. В Шумаши с них перегружали на сани и развозили по лесным уголкам секретные грузы. Создавались тайные склады оружия и боеприпасов, запасы продовольствия, теплых вещей для партизан. Между тем при оборудовании возможных партизанских баз было обнаружено немало скрывающихся в Мещере дезертиров. К 1 декабря НКВД составило по области списки 11 "бандитских групп" ориентировочной численностью 62 человека. Чекисты серьезно опасались, что эти "враги советской власти" могут перейти на сторону немцев (ловля дезертиров началась гораздо позже, в марте 1942-го). 27 ноября на станцию Ряжск прибыла бригада морской пехоты, которая должна была держать здесь оборону. Из Скопина им позвонила телефонистка из узла правительственной связи, замаскированного в обычном доме. Она рассказала, что гитлеровцев в городе всего около 70 человек. Разведка подтвердила эти данные. Морские пехотинцы пешком выступили из Ряжска и ворвались 28 ноября в Скопин. Морякам помогли бойцы Скопинского истребительного батальона, ушедшие из родного города считанные дни назад. После двухчасового боя враги, отстреливаясь, побежали вдоль дороги на Павелец. Впрочем, для немцев рязанское направление тоже не было главным. Они наступали на Тулу и Москву, а здесь был лишь фланг армии Гудериана. В Серебряных Прудах и Михайлове находилось по несколько сотен немцев, в Павелеце и Чернаве – еще меньше. Между этими населенными пунктами ездили мотоциклисты и единичные бронетранспортеры. У немцев было тут немного артиллерии, но все танки сражались под Тулой.
Советских войск против них готовилось наступать намного больше – десятки тысяч человек. Но вооружены они были хуже. Филипп Голиков, чьи солдаты выгружались в Рязани и разворачивались от Пояркова до Пронска, 1 декабря направил донесение в ставку Верховного главнокомандования об ужасном состоянии частей его армии: “326-я стрелковая, 57-я и 75-я кавалерийские дивизии, – писал он, – вообще не имеют вооружения, остальные должны вступить в бой, не имея пулеметов, минометов, автомашин, средств связи…” На всю армию приходилась только одна рота связи, а сношения между штабами дивизий и штабом армии поддерживалась всадниками, скакавшими от села к селу. И все-таки 5 декабря 10-й армии предстояло начать наступление.
После долгой обороны 5 декабря 1941 года советские войска юго-восточнее Москвы перешли в наступление. В зоне действия 10-й армии, которой командовал Филипп Голиков, у наших был большой численный перевес (почти 100 тысяч человек против 17-20 тысяч, развернутых в эту сторону у немцев), но было мало артиллерии, почти не было самолетов, танков был только один неполный батальон.
"Читатель поймет мои огорчения тех дней, – писал Голиков в мемуарах. – Войскам армии предстоит идти в бой против танковой армии Гудериана, а средств-то усиления по существу нет!"
В течение 2-4 декабря его части выдвинулись к Пронску и Захарову. 5 декабря наступление на Михайлов началось от села Поярково, с пригорка, на котором теперь стоит монумент – вырастающий из земли штык.
Чтобы снизить потери от немецкого огня, решили наступать ночью. Однако ночью без освещения (небо пасмурное, луны нет, а электричество тогда в селах было отрублено при причине военного времени) довольно просто сбиться с пути. В результате еще днем саперы заготовили по пригоркам материал для костров, а ночью их зажгли. Костры, расположенные друг от друга за 300-500 метров, создавали светящиеся линии, по которым ориентировалась идущая по сугробам пехота. Эти огни могли бы заметить немецкие летчики, но метель сделала погоду нелетной.
Первой на Михайлов двинулась 25-я кавалерийская дивизия из района Пронска. Войска шли в ночной темноте длинными колоннами через село Малинищи, при полном отсутствии всяких дорог.
Генерал Голиков вспоминал: “Поднявшаяся с утра метель скрыла походные колонны и от наземного, и от воздушного противника. Однако с выходом 330-й дивизии на заданный рубеж оборвалась связь командира дивизии полковника Г.Д. Соколова со штабом армии. Не было связи и с 328-й дивизией, вместе с которой предстояло брать Михайлов.
Что делать? Ожидать ли подхода соседа, или атаковать только силами своей дивизии? За последнее говорил ряд причин. Во-первых, 330-я к 21 часу подошла к Михайлову почти вплотную и, как показывали пленные, гитлеровцы не ждали никакого серьезного наступления советских войск. Держать дивизию здесь до утра на морозе, не использовав темноту для сближения с противником и атаки, было равносильно преступному бездействию. Во-вторых, в атаке города можно было рассчитывать на внезапность... За два часа до атаки части подразделения были приведены в порядок, развернуты и расставлены по направлениям. Выработаны условные сигналы. Всем выдали горячую пищу. Тем временем саперы выдвинулись вперед и сняли около 300 мин. Не все офицеры сразу поняли смелый замысел комдива. Командир артиллерийского полка просил дождаться утра, чтобы зряче провести артподготовку наступления. Но Соколов с целью сохранить фактор внезапности артподготовку решил не проводить. Для лучшего взаимодействия артиллерийские дивизионы на время боя были переданы стрелковым полкам.
Ровно в полночь артиллерия открыла огонь, одновременно пошла вперед пехота. Выраженное боевое охранение было смято. Но тут загорелись скирды хлеба на окраинах города, враг применил свой излюбленный прием в ночном бою. Бойцы 1111-го стрелкового полка были вынуждены залечь на освещенной снежной равнине и продолжили движение ползком, короткими перебежками после залпов артиллерии.
Плотную огневую завесу встретил и 1113-й стрелковый полк. Он тоже залег. Атака вот-вот могла захлебнуться. И тогда во весь рост поднялся командир полка майор А. П. Воеводин. Он личным примером поднял бойцов в атаку. Уже в городе настигла майора вражеская пуля, но командование на себя принял командир роты автоматчиков лейтенант Акимов. К 2 часам утра части дивизии овладели окраинами Михайлова, бой стал перемещаться к центру города. Теперь бросился в атаку с севера и 1111-й стрелковый полк. Артиллеристы шрапнелью расчищали путь пехоте. Быстро подавили огневые точки врага, расположенные в монастыре. Теперь освещенная пожаром местность играла на руку наступающим.
У противника началась паника. Фашисты бросились к машинам, чтобы скорее покинуть город. Но на мосту через речку Проня образовалась пробка, и подоспей вовремя 328-я дивизия, а еще лучше – 51-й танковый батальон, который, к сожалению, ночью увяз в снежной целине, ночной бой для гитлеровцев мог закончиться полной катастрофой..." Советских солдат и офицеров при освобождении Михайлова было убито 72 человека, ранено 134. Потери немцев Голиков оценивал в 500 человек, но по немецким данным, около тысячи солдат потеряла в тот день вся армия Гудериана, а ведь еще шли масштабные бои под Каширой и Тулой. Зато трофеи были тщательно посчитаны. Вермахт бросил, отступая, 136 грузовых и 20 легковых автомашин, 99 (в донесении написали 100) мотоциклов, 25 броневиков, 5 тракторов (использовавшихся как тягачи), 29 орудий, 25 пулеметов, 3 вагона боеприпасов на железнодорожной станции Михайлов. Немцы, ощутив удар не только под Михайловым, но и под Каширой (где наступала конница генерала Белова), а 7 декабря – к северу от Москвы, начали отступать.
Генерал Гудериан, командовавший германскими дивизиями на тульском и рязанском направлениях, еще надеялся выстоять. 9 декабря он отдал приказ: “Мои боевые товарищи! Чем сильнее угрожают вам войска противника и зимние морозы, тем крепче вы должны сплотить свои ряды. Сохраняйте по-прежнему железную дисциплину. Каждый должен оставаться в своем подразделении, и каждому надлежит как можно лучше использовать свои машины и оружие, обеспечивая тщательный уход за ними. В единстве нашей воли и наших действий кроется залог успеха”. Но советские войска продолжали наступать. 8 и 9 декабря немцев выбили со станции Павелец и из села Чернава – тогда это был районный центр. 9 декабря завязался бой у села Гремячего – в тех местах, где сейчас проходит граница Тульской и Рязанской областей. На берегах реки Прони немцы успели создать оборону из вырытых в мерзлой земле пулеметных гнезд. Здесь защищался немецкий моторизованный полк и два артиллерийских полка. С высокого берега противник простреливал открытую долину. Утром 328-я стрелковая дивизия пошла было в атаку, но вскоре понесла большие потери, а реку так и не пересекла. На снегу лежали сотни убитых в маскировочных халатах и без них (белого полотна хватило не на всех). Пользуясь численным перевесом, наши выслали целый полк в обход села с юга. К Гремячему подтянули два дивизиона единственного в 10-й армии артполка и стали разбивать немецкую береговую оборону. Второй дивизион под командованием старшего лейтенанта Остапенко не только стрелял, но и умело маневрировал (что в начале Великой Отечественной в Красной Армии встречалось редко), поэтому потерь от ответного огня было немного.
Наконец, когда целый батальон красноармейцев, целый день двигаясь по глубокому снегу, зашел противнику в тыл, немцы почувствовали опасность окружения и стали отходить по единственной оставшейся им дороге на Тулу. Ворвавшись в оставленное село, советские солдаты увидели на центральной площади виселицу, где качалось 15 трупов. Оказалось, что еще в ноябре местная комендатура распорядилась повесить жителей, которым сделали предложение пойти на работу в новые немецкие учреждения, а они отказались. "Взято два танка, пять бронемашин, 30 мотоциклов, четыре орудия 105 мм, автомашины, оружие, боеприпасы, – писал Филипп Голиков. – 5-километровый участок дороги между селами Гремячее и Ятское был забит брошенным военным имуществом, машинами, повозками и мотоциклами противника..." 11 декабря кавалеристы генерала Белова, пройдя через Венев, освободили город Сталиногорск (ныне Новомосковск). 11 декабря были освобождены рязанский райцентр Данков и город Ефремов в Тульской области. Отныне на территории Рязанской области частей вермахта больше никогда не было.
Неофициальная часть истории.
Некоторые исследователи утверждают, что немцы в декабре 1941 года якобы просто не видели Рязанских вокзалов и прочих важных стратегических объектов и поэтому не бомбили их. На самом деле немцы все прекрасно видели, докладывали о важных Рязанских стратегических объектах, отслеживали передвижение эшелонов и пытались угадывать характер грузов, что подтверждают разведсводки немецкой авиации (из трофейного фонда ЦАМО). Почему не бомбили – можно только догадываться. Совсем не давно появилось любопытное объяснение этому историческому факту...
Согласно такому авторитетному источнику, как телевизионная документальная передача «Искатели» (выпуск 2004 года «Рязанский Стоунхендж» и выпуск 2012 года «Рязанский интерес Третьего рейха») выяснилось, что в декабре 1941 года, когда на огромной территории от Ленинграда до Крыма идут ожесточённые бои и решается судьба Москвы (немцы стоят в 30-ти километрах от Кремля), командующий армией Центр фельдмаршал Фёдор фон Бок (имеющий, кстати, русские корни) получает очень странную директиву Гитлера. Фюрер категорически запрещает ему любые обстрелы и авиа-бомбардировки в зоне вдоль Оки, начиная от Рязани и по направлению к Мурому. Мало того, от фон Бока эта директива требует обеспечить надёжное прикрытие специальной поисково-археологической группе, которая будет заброшена в леса Рязанской области (германские командующие к тому времени уже привыкли без обсуждений принимать столь странные для военных действий распоряжения). Группа направлена организацией «Аненербе», цель поисков не разглашается. Однако и так общеизвестно, что все усилия «Аненербе», в переводе - «Наследие Предков», были направлены на поиски неких артефактов или мифов и легенд, способных дать Третьему Рейху новое оружие, которое помогло бы выиграть во Второй Мировой войне.
Продолжение и обсуждение на форуме Рязанских кладоискателей rznklad.info