Две оперы по Достоевскому поставили в Москве
Существует достаточно обширный корпус оперных партитур, написанных по Достоевскому, в том числе "A Gentle Spirit" (1977), созданная по "Кроткой" английским композитором Джоном Тавенером и ставившаяся шесть лет назад на той же Малой сцене Музтеатра. Около десяти опер создано и по мотивам романа "Идиот". Режиссер Людмила Налетова выбрала для своего оммажа к 200-летию писателя два сюжета, в центре которых женские образы в их сущностных достоевских ипостасях: безымянная Кроткая, выбросившаяся из окна с иконой Богородицы в руках, и неистовая, раздираемая гибельными противоречиями красавица Настасья Филипповна, зарезанная Рогожиным. В спектакле обе героини оказываются внутри одной бездны, одного страшного, "испорченного" мира, с его нездоровыми страстями и лихорадочным гротеском жизни, с его невыносимостью всех отношений, единственным выходом из которых становится смерть - по сути, жертва. Здесь - женская жертва.
Пространство спектакля - серое, с бетонного цвета движущимися стенами, скупым антуражем: кресло, стол, конторка. В "Н.Ф.Б." - кровать с завернутой в саван покойницей Натальей Филипповной, вокзальная скамья. Символические образы - икона Богородицы и изображение "мертвого" Христа на одре с полотна Гольбейна-младшего, потрясшее в свое время Достоевского. Еще - страшный черный шар, который, как Сизиф свой камень, перекатывают по сцене герои. В спектакле нет Петербурга Достоевского, нет городского пейзажа, но есть его "фантастическая и умышленная" среда, есть крупные планы героев, их лихорадочного, больного сознания, надорванного безотрадной, пошлой жизнью. Режиссер работает с артистами "психологически" детально, раскрывая тончайшие нюансы характеров Достоевского, в которых - мука героев от терзающих их противоречий гордыни, отрицания и желания любить, от интуитивного понимания "низкой" сущности жизни, личного греха и невозможности изменить что-то в себе - из гордости и самоуничижения, от страшной тоски, отчужденности или, наоборот, иступляющей страсти.
"Кроткая", где Людмила Налетова является и автором либретто - 50-минутный монолог героя, полный надрыва и тоски, лихорадки, ужаса от того, что Она, жена, уже мертвая, убившая себя сама, никогда не вернется к нему. Между началом его рассказа и финальным безнадежным криком: "Завтра ее унесут! Что ж я буду!" - тоскливая и несчастная жизнь Его и Ее, их встреча, когда Она приходит заложить завернутую в тряпки икону, их мучительное "чужое" сосуществование, где каждый абсолютно одинок и унижен жизнью. В исполнении Марии Макеевой Она - очаровательная, но уже сломленная всеми предшествующими обстоятельствами особа с противоречивыми реакциями. Ее прежняя жизнь - вульгарный трагический гротеск с мужеподобными "тетками" в чепцах и ухажерами, задирающими ее юбки. С Ним она с какой-то лихорадочной радостью пытается обрести другой мир - с самоваром и чаепитиями, с подобием чувств, но Он - абьюзер с комплексами и обидами на всех и все. Кирилл Матвеев исполняет эту сложнейшую партию-марафон с поразительной естественностью и достоверностью переживания, не снижая ни на мгновение тонус эмоционального напряжения. Здесь невозможно прикрыться ничем, потому что у Достоевского центр конфликта - человек, его внутренние катаклизмы, его ад и рай. В партитуре Алексея Курбатова звучат эти душевные коллизии: взволнованный и печальный монолог трубы, бездны "меди" и ернические танцевальные ритмы, медитативность и потусторонний "птичий щебет" в финале.
В опере "Н.Ф.Б." автор либретто Алексей Парин виртуозно втянул колоссальный объем и энергию романа "Идиот" в одну "фигуру" - любовный треугольник Мышкина, Настасьи Филипповны Барашковой и Рогожина, с его жертвенной развязкой - зарезанной Н.Ф.Б. В этом союзе не только страсть, притяжение и противостояние соединяет героев, но и страшный внутренний суд, вечная мука души. Либретто оперы закольцовывает сценическое действие, где точкой отсчета и развязкой оказывается мертвое тело Настасьи Филипповны, лежащее на кровати и завернутое в саван, так же, как частью мира спектакля оказывается гольбейновское "тело" Христа, вытянутое в изображении на стене, искаженное физической мукой, страданием. И частью страдания и бунта Настасьи Филипповны являются молитвы, сопровождающие ее монологи. Действие этого спектакля - реальная "арена" столкновения не только обезумевшего от страсти Рогожина и растерянного от своей сострадательной любви Мышкина, но темных и светлых сил (буквально, Рогожин в черном, а Мышкин - в белом) в самом человеке, подобно борьбе в мире ангелов тьмы и света. К слову, в близком этой интерпретации ключе герои оперы уже трактовались в спектакле "Н.Ф.Б.", поставленном в 1995 году в немецком Локкуме в помещении готического храма. В таком ключе они выписаны и у Владимира Кобекина: вокальный образ Рогожина (Игорь Коростылев) - темный, низкий, "запутанный", исступленный, взрывной. Мышкин (Вадим Волков) поет в "надмирной" контратеноровой тесситуре - экспрессивно, взволнованно, временами так же на грани нервного срыва, как и все участники треугольника, предчувствующие его развязку.
Настасья Филипповна - поразительная работа Натальи Петрожицкой, буквально врывающейся стремительными шагами, со своей внутренней протестностью на сцену. Ей все вокруг враждебно и ненавистно, кроме Мышкина, к которому она относится как к ребенку, не смея его "осквернить" своими чувствами. Ее Н.Ф.Б. - аристократически точеная, резкая, с графически точной пластикой и каким-то бездонным омутом в голосе, который может звучать отрывисто, светиться теплом, срываться нервной скороговоркой, петь молитву или звучать страшным "демоническим" заклятием на одной ноте в обличении себя - "блудницы". Ее поступки - намеренно провокативные, преследующие одну цель - уйти из жизни, быть убитой, искупить "вину" смертью. Напряжение всех этих коллизий концентрирует огромную энергию в спектакле, которую создает сложнейшая - ритмически, вокально, по средствам оркестрового языка - музыкальная ткань партитуры: точная и впечатляющая работа оркестра под руководством Арифа Дадашева. В финале наступает "катарсис" - не античный, а по Достоевскому: невидимый хор, тихо и твердо поющий из темноты пасхальное "Воскресение твое".