"Дело рук самих утопающих". Бесланские заложники не могут получить положенное лечение
28 ноября умерла Марина Дучко – бывшая заложница школы №1 в североосетинском Беслане. Во время теракта она получила травму позвоночника и с тех пор передвигалась в инвалидном кресле. О ней стало широко известно после фильма Юрия Дудя про судьбу бывших заложников, в котором Дучко рассказала, как выращивает фиалки и продает их через инстаграм, потому что не может выжить на пенсию в 13 тысяч рублей.
Марина Дучко – не единственная пострадавшая, которая много лет пыталась добиться медицинской помощи от государства. Кавказ.Реалии рассказывает, как бывшим заложникам приходится бороться за лечение.
Справка: 1 сентября 2004 года в здании школы №1 в Беслане террористы захватили более 1100 человек. Боевики требовали вывода российских войск из Чечни. 3 сентября начался штурм школы. В результате боевого столкновения погибли 334 человека, в том числе 186 детей. Теракт стал крупнейшим в истории России по количеству жертв и остается таковым по сей день. Единственный выживший террорист Нурпаши Кулаев был приговорён к пожизненному заключению.
"Совершенно ни о чем"
Последний год у Марины Дучко был особенно тяжелый – у нее развился полиомиелит, она могла только лежать. В начале 2022 года она выставила на продажу свой дом, чтобы оплатить лечение в Греции, которое длилось уже несколько месяцев. Ей требовалось дополнительно 15 тысяч евро – деньги собирали пользователи социальных сетей.
"О Марине как о потерпевшей долгое время никто ничего не знал, – вспоминает сопредседатель комитета "Матери Беслана" Анета Гадиева. – И как-то Сусанна [Дудиева] (сопредседатель комитета "Матери Беслана". – Прим. ред.) пришла к ним домой, увидела, что они живут в не очень хороших условиях, и мы стали поднимать эту тему. Так все вскоре узнали о Марине. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих".
На государственном уровне никакой системы реабилитации бывших заложников не было, и "Матерям Беслана" пришлось помимо решения первостепенных задач – требования расследования причин теракта – заниматься и другими вопросами. Например, добиваться медицинской и материальной помощи.
"Помимо нашей воли мы стали мостом между потерпевшими и властью. Руководство республики менялось, и каждый раз приходилось выстраивать эту логистику заново, – рассказывает Гадиева. – В любом случае, отклик каждый раз бывал. Иногда не сразу, но власти республики все равно шли навстречу. На сегодняшний день нам удалось добиться программы реабилитации на четыре года для шестерых тяжелораненых. Если бы на них изначально обратили внимание, возможно, их можно было бы восстановить намного лучше".
По этой программе пострадавшим заложникам ежегодно выделяют на лечение в Германии по миллиону рублей. Тратить их в российских клиниках запрещено. Следующий год станет для программы последним, Гадиева не знает, будут ли ее продлевать.
По ее словам, Марина Дучко поехала на реабилитацию в Грецию на деньги этой программы. В 2020 году ей выделили четыре миллиона рублей, потом еще по два в 2021 и 2022 годах. Кроме того, отмечает Гадиева, семье Дучко оказали и дополнительную помощь – чуть более четырех миллионов рублей за последние два года.
Однако до 2020 года – то есть до тех пор, пока история Дучко не прозвучала на всю страну – ей выделяли материальную помощь лишь один раз, говорит Гадиева. Спустя девять лет после теракта, в 2013 году, ей выдали на лечение 244 115 тысяч рублей. "Это совершенно ни о чем", – констатирует Гадиева.
"Рыба гниет с головы"
Дучко – не единственная потерпевшая в теракте, в течение долгих лет пытавшаяся добиться медицинской помощи от государства. В мае этого года умер бывший заложник Заур Ханикаев.
Сын Заура Шалва утверждает, что его отцу после двух инсультов и операции в республиканской клинической больнице Владикавказа сказали за дальнейшей помощью обращаться в расположенный в Беслане Северо-Кавказский многопрофильный медицинский центр. Там приняли документы и попросили подождать, хотя по закону Ханикаева должны были принять без очереди, как пострадавшего во время захвата бесланской школы. Через полтора месяца ожидания Ханикаеву стало хуже – его увезли в реанимацию. Еще через неделю он умер.
"Мы пытались положить его в медцентр заранее, потому что отец чувствовал, что у него ухудшается здоровье. Мы хотели, чтобы он полечился, пока не стало совсем плохо. А нам каждый раз [говорили]: через неделю приходи, через неделю приходи", – рассказывает Шалва Ханикаев.
Когда он встретился с главврачом медицинского центра Роланом Уртаевым, отец уже был в реанимации.
"Уртаев мне говорит: "Что ты раньше ко мне не обратился? Почему скорую не вызвал?" Но скорую я вызывал, она приезжала и говорила, что пока отца инсульт не ударит, они не могут его забрать", – вспоминает Ханикаев.
После смерти отца он написал заявление в Следственный комитет и прокуратуру – ответа от этих ведомств он так и не получил.
"Следователь мне говорит: "На экспертизе", – утверждает Ханикаев. – Я не хочу возбуждения уголовных дел. Но я хочу, чтобы эти люди там не работали. Это халатность. И виновна не только завотделением. Рыба гниет с головы".
"Собирали всем миром, но в итоге не для нас"
Ацамаз Мисиков, сам бывший заложник, боится, что его отец может повторить судьбу Заура Ханикаева – ему тоже отказали в лечении в медцентре.
"Это мотивировали тем, что нет мест. Прямого ответа, когда они появятся, нам тоже не дали. При этом в регистратуре висит объявление, в котором написано, что пострадавшие в теракте должны приниматься без очереди. Проблема с госпитализацией в медцентр есть у всех бывших заложников. Его построили именно здесь, на деньги, собранные для нас всем миром, но как раз мы и не можем вовремя получить там помощь", – рассказывает Мисиков.
По его словам, главврач Правобережной районной больницы Алан Адырхаев, курирующий лечение всех бывших заложников, предложил госпитализацию в его учреждение, однако там, утверждает Мисиков, нет оборудования для стентирования, в котором нуждался его отец.
Кавказ.Реалии не смог подтвердить его слова – Алан Адырхаев не ответил на звонки корреспондента.
После того как Мисиков рассказал о своей ситуации в СМИ, место в многопрофильном медцентре для его отца "нашлось". Сейчас им снова придется туда обращаться – на этот раз уже не за реабилитацией, а за операцией. Получится ли лечь в больницу с первого раза, Мисиков не знает.
"Зачем мне унижаться?"
"Три года назад я обратилась в центр с температурой, у меня были проблемы с легкими, частые астматические приступы. Но оказалось, что в центре только один пульмонолог, который был в отпуске, – вспоминает бывшая заложница Алина Налдикоева. – Пришла во второй раз, а врач меня даже не послушала. Спросила, есть ли хрипы, и записала все в медкарту с моих слов".
Налдикоева говорит, что теперь ходит по частным клиникам.
"Зачем мне унижаться-попрошайничать, когда я могу прийти в частную клинику, где меня нормально обслужат? Но хорошо, у меня есть возможность. А у других?" – задается вопросом потерпевшая в теракте.
"На этот центр жалуются и пострадавшие в школе, и обычные жители Беслана. Они неоднократно отказывали в медицинской помощи, в том числе и мне", – рассказал Кавказ.Реалии бывший заложник, руководитель общественной организации "Дети Беслана" Вячеслав Айляров.
По его словам, проблему можно решить упоминанием потерпевших в теракте в уставе центра. Они уже обратились с таким предложением месяц назад, но пока не получили ответа.
Вопрос об изменении устава "Матери Беслана" обсуждали с бывшими министрами здравоохранения Вероникой Скворцовой и Татьяной Голиковой , но успеха не добились. Представители организации обращались и в республиканские органы власти, где в итоге приняли документ, позволяющий жертвам теракта обслуживаться в медцентре в приоритетном порядке.
"Несмотря на то что Адырхаев всегда старался, чтобы было как можно меньше трудностей, это не всегда удавалось. Госпитализация была проблематична всегда, потому что мест в центре не хватает. Но и со стороны Адырхаева, и со стороны медцентра бывает содействие, правда, не всегда эффективное", – отмечает Гадиева.
Сейчас "Матери Беслана" вновь подняли вопрос о внесении в устав медцентра пункта о приоритетном праве на обслуживание, и замминистра здравоохранения Тамара Томаева сообщила, что федеральное министерство якобы не видит никаких препятствий для этого.
"Мы надеемся, что в конце концов это произойдет. И, может быть, тогда не будет уже всех этих проблем. Может, в связи с этим будет пересмотрен бюджет центра, и он не будет испытывать трудности. А потерпевшие не будут нервничать и ждать очереди для госпитализации и консультации", – делится Гадиева.
Корреспондент Кавказ.Реалии пытался связаться с главным врачом Северо-Кавказского многопрофильного центра в Беслане Роланом Уртаевым, однако тот на звонки не ответил. Редакция отправила письменный запрос в Министерство здравоохранения Северной Осетии, однако на момент публикации этого текста не получила ответа.
"Моя хата с краю"
"Многие живут по принципу "моя хата с краю", не хотят озвучивать свои проблемы, портить ни с кем отношения, – рассуждает Мисиков. – При этом мы требуем только то, что нам положено, по самому минимуму. Продавать свой дом, как Дучко, чтобы только прожить чуть-чуть больше, я считаю позором [для государства]. А таких, как она, на самом деле много".
Собеседник рассказывает, что одна из его родственниц, бывшая заложница, лечится сейчас от онкологии полностью за свои средства.
"Она просто не стала идти к кому-то добиваться, просить. Во-первых, это время; во-вторых, это лишние нервы и силы. Или второй случай. У девочки-заложницы родился сын с ДЦП. Она никуда не обращается из-за своей стеснительности, сама занимается этим ребенком за последние копейки. Люди слышат, что кто-то просил, а им не помогли, поэтому не хотят с этим связываться. Плюс иногда здоровьем приходится заниматься срочно, а возможности столько ждать нет", – констатирует бесланец.
Периодически людям бывает нужна экстренная медицинская помощь и эти деньги негде взять, отмечает Анета Гадиева.
"Вся проблема в том, что до сих пор нет закона о жертвах терактов и нет официального статуса потерпевшего в результате теракта. К сожалению, нет таких сил, которые бы пролоббировали этот закон. Была такая попытка у местного парламента, они обращались в Госдуму с проектом, но она даже не приняла его к рассмотрению. Потом была такая же инициатива депутата Госдумы Зураба Макиева, но она тоже не прошла. А в нынешней политической ситуации проблемы жертв терактов уходят на второй план", – говорит Гадиева.
Она обращает внимание, что без вмешательства организации "Матери Беслана" многие вопросы помощи заложникам никак не решаются.
"А если бы был закон, он позволил бы без чьего-либо вмешательства получать необходимый объем услуг. Ведь ситуация, в которую попали заложники, произошла по вине государства, т.к. оно не исполнило свои обязательства по защите своих граждан, в том числе и от террористических атак", – резюмирует Гадиева.
***
В январе 2020 года президент Владимир Путин поручил правительству оказать дополнительную поддержку людям, пострадавшим в результате теракта в Беслане. О каких именно мерах поддержки шла речь, до сих пор неизвестно. При этом ранее в Кремле заявляли, что у пострадавших во время захвата школы нет проблем с медицинской реабилитацией.