Надежда на возвращение. 66

При подразделении заводской охраны 2

На заводской территории прибывший Dejurnyi (дежурный) велит мне подниматься на наблюдательную вышку. Он показывает охраняемую часть вдоль изгороди до следующей Wyschka (вышки). Каждая вышка имеет площадь чуть больше квадратного метра. В стороне висит кусок рельса длиной примерно 50 см и подвешенное к нему било. Цель ясна. Начальник караула приказывает: „Poprobuj! (попробуй!)" Я бью со всей силы. Рельс звучит как колокол. Он кивает довольно и говорит, что я сразу должен сигнализировать, если Tschelowek (человек) приближается к изгороди, безразлично снаружи или изнутри, безразлично немец или русский. Я вытягиваюсь по военному и говорю громко и отчетливо: „ Ponjatno! " (понятно). Он кивает и спускается.

Сверху я наблюдаю участок длиной примерно 150 м. На территории предприятия я вижу, как люди надрываются, также, как наша бригада 3 года назад. Но условия труда между тем стали, все же, несколько лучше. Многое возникло: возвышающаяся водонапорная башня, цех ремонта локомотивов, механическое отделение, в котором устанавливаются на огромный токарный станок колеса вагона, кузница, ,слесарная мастерская. В цехах стоят верстаки и машины, в большинстве случаев американские, но также и немецкого происхождения. Однажды многократно распиленная большая крановая тележка выгружалась из вагона. Фирменная марка сделана, пожалуй, намеренно, - неузнаваемой, но название населенного пункта оставалось. Читалось отчетливо: Hartha. Это родной город моего соседа. Наверное, поставка в счёт репараций с бывших военных предприятий.

В близи забора никого нет. После 2 часов я освобождаюсь, можно погреться на Prochodnaja (проходной), домике караула на фабричной проходной, примерно в 20 минутах. Затем я должен заменить следующего приятеля на другом участке. Охрана является всегда монотонным делом. Но мы не жалуемся, радуемся получить эту возможность для отдыха.

Так как мы не утомлены вечером, как раньше, часто происходят длинные споры. Все еще ищутся причины применения немецких пленников, как часовых. Мнение укрепляется, что русские органы власти, пожалуй, меньше опасаются немецких пленников, чем вторжения русских гражданских лиц. Тем более, в пределах заводских территорий часто исчезают материалы. Даже на асбестовой фабрике это случалось. Там похищались русскими рабочими приводные ремни, транспортерная лента, инструменты всякого рода, даже стекла удалялись аккуратно из рам. На всех стройплощадках крадут невероятно. Собственно нелогично, так как в советской стране все является собственностью народа. Таким образом обкрадывают себя, по сути. Но поведение жителей понятно. Они очень бедны. Г ород Асбест находится в так называемой зоне ссылки. Тысячи мужчин и женщин, целыми семьями, находились здесь вынуждено. Теперь никакого другого выбора не остается им, чем, правдами - неправдами, драться за жизнь. Они делают это с хитростью и дерзостью. Органы власти предполагают, что советские конвойные солдаты зажимали оба глаза, если кое-что перебрасывалось через забор, что они были включены даже в "схемы поставок". Теперь экономические функционеры надеются, наверное: немцы вмешаются в таких случаях и будут гарантировать более уверенную охрану заводского имущества. Не простая ситуация для нас. Поэтому необходимо рассматривать с двух точек зрения. Если "трансакция" через забор ускользнет от нас, может рассматриваться как виновность в совершении преступления в качестве сообщника и соучастника. Много немецких военнопленных было осуждено уже за менее значительные "правонарушения" на более чем 20 лет заключения. Нет, грех бездействия мы не можем ни в коем случае допустить, даже если мы делаем жителям горе. Советская система не позволяет им возвратиться в их родные регионы. Сохраняют ли они вообще еще надежды на возвращение домой?

Авторский рисунок из книги. Stadler, Wolfgang. Hoffung Heimkehr