Российско-турецкие отношения в эпоху «до Эрдогана»

Длящийся более полутора десятилетий весьма сложный и запутанный этап отношений между Москвой и Анкарой совершенно справедливо называют эпохой Путина — Эрдогана. Что характерно, отечественные СМИ обзорные статьи по русско-турецкому вопросу начинают со скороговорки о временах султанов и империй, а далее прямо переходят к контактам между двумя нынешними лидерами наших стран. Однако ведь было же что-то и до Эрдогана с Путиным.

На официальном уровне отсчет стоит вести с момента подписания в Москве 25 мая 1992 года Договора об основах отношений между нашими странами. Но документы — это одно, а жизнь — несколько иное. Следует заметить, что тогда (как, впрочем, и во все века) реальная ситуация складывалась очень непросто. Воспользовавшись, как и многие другие страны, распадом СССР, Турция принялась наращивать свое влияние в центральноазиатском и прежде всего в кавказском регионе.

Если кто-то считает, что неоосманские замашки – прерогатива одного лишь Эрдогана, то очень зря. Тогдашний президент страны Тургут Орзал замахнулся на создание «тюркского мира», который, по его мнению, должен был «доминировать во всей Евразии: от Балкан до Великой Китайской стены». Поэтому эпоха "до Эрдогана" в этом плане мало чем отличалась от того, что Турция пропагандирует сейчас. И пустой болтовней это вовсе не было: в Анкаре существовало специальное министерство по связям с тюркоязычными республиками СНГ, а его глава делал весьма откровенные заявления, которые в Москве ни малейшего понимания не вызывали.

В частности, этот высокопоставленный чиновник вещал о том, что поскольку Турция является преемницей Османской империи, то почему бы ей, пользуясь оказией, не создать союзное объединение, в которое могли бы войти Азербайджан, Казахстан, Киргизия, Узбекистан и Туркменистан. То, что подобные геополитические демарши неминуемо приведут к жесточайшей конфронтации с Россией, его как-то не особо беспокоило. К счастью, обошлось. Однако на фоне подобных планов назвать дружественными отношения между Москвой и Анкарой не рискнул бы никто.

Да, контакты поддерживались, однако были они, мягко говоря, натянутыми. В огромной степени способствовала этому начавшаяся первая чеченская война. Состоявшийся в конце 1996 года визит в Москву главы турецкого внешнеполитического ведомства Тансу Чиллера и его встреча со российским коллегой Евгением Примаковым и главой правительства Виктором Черномырдиным едва не завершились грандиозным скандалом. Принимающая сторона начала более чем прозрачно намекать гостю из Анкары на причастность его страны к поставкам в Чечню оружия и наемников, а тот, в свою очередь, принялся сыпать аналогичными же упреками относительно продажи российских средств ПВО Кипру.

Были ли обоснованными подозрения относительно «турецкого следа» в поддержке боевиков на Кавказе? Будем откровенны: более чем… Что характерно, сперва занявшая по отношению к разгоравшемуся там конфликту «объективную и позитивную позицию» (по оценке МИД России), Анкара быстро скатилась к безоговорочной поддержке чеченских сепаратистов. Впрочем, изначальная сдержанность была обусловлена не какими-либо дружескими мотивами, а теми проблемами, которая Анкара имела и имеет от представителей Курдской рабочей партии, обуянных таким же стремлением оттяпать от нее кусок, как и рвавшиеся к «независимости» чеченские экстремисты.

Впрочем, для значительно укрепивших свои позиции в Турции в 1996-1997 годах исламистов это значение не имело. Точных цифр относительно количества турок, воевавших за «свободную Ичкерию», конечно, не найти, но точно можно сказать, что речь шла о тысячах человек, сражавшихся против наших войск с оружием в руках. Более того, как в подготовке боевиков, так и непосредственно в подрывной деятельности на российской территории участие принимали кадровые офицеры турецкой армии и спецслужб. В таких моментах, как материальная и финансовая «подпитка» террористов со стороны Анкары, сомневаться также не приходится.

Как бы то ни было, но в Москве было принято решение о том, что с Турцией лучше все-таки не вести конфронтацию, а налаживать экономическое сотрудничество. Важной точкой тут в конце 1997 года стал визит в эту страну Виктора Черномырдина, которому удалось о многом договориться со своим турецким коллегой Месутом Йылмазом. Тем не менее, тогда дальше общих фраз о «повышении доверия» и «взаимном уважении территориальной целостности» дело фактически не пошло. «Переломом» можно считать состоявшийся два года спустя приезд в Москву следующего премьер-министра Турции – Бюлента Эджевита. Именно тогда и были подписаны документы по проекту постройки «Голубого потока», связавшего две страны воистину крепкими экономическими узами.

С этим газопроводом тоже все складывалось далеко не просто: США прилагали максимум усилий для срыва его строительства. Тем не менее, «лед» в отношениях между Анкарой и Москвой таял все интенсивнее, чему в немалой степени способствовал приход в 2000 году в Кремль Владимира Путина, изначально стремившегося к проведению максимально гибкой политики в отношении Турции. В конечном итоге на 56-й сессии Генассамблеи ООН в Нью-Йорке министры иностранных дел двух стран подписали «План действий по развитию сотрудничества между Российской Федерацией и Турецкой Республикой в Евразии». Главными в этом документе были слова о «переходе российско-турецких отношений от двустороннего сотрудничества к многоплановому партнерству».

Добрососедские и плодотворные контакты между странами, по мнению многих экспертов, с приходом к власти Реджепа Эрдогана (сперва в роли премьер-министра, а затем и президента Турции) получили новый импульс и поднялись на гораздо более высокий уровень. Вот только нельзя не признать, что в последнее время этот явно страдающий несколько несоразмерными реальности амбициями лидер все чаще выдает такие «импульсы», которые могут закончиться весьма скверно. Что ж, не Эрдоганом русско-турецкие отношения начались, не им и закончатся…