«Будет не до смеха» Писатель Артур Соломонов о возвращении страны в прошлое

На прошлой неделе челябинском камерном театре с успехом состоялась мировая премьера спектакля «Как мы хоронили Иосифа Виссарионовича». Говорят, ей даже предшествовал мини-митинг местных коммунистов, которые добивались встречи с режиссёром и автором пьесы.

Автор, кстати, специально прилетел в столицу Южного Урала из Израиля, да ещё и 23 февраля, прямо перед аномальными морозами и снегопадом, побившим все рекорды.

CHEL.AIF.RU, Наталья Зверева: Артур, почему вы решили прибыть на премьеру спектакля по вашей пьесе в Челябинск? Да ещё и в эпоху коронавируса? Да ещё и в такую погоду?

Артур Соломонов: Да, для меня это экстремальная поездка в плане погоды. Я прилетел ночью, было минус 29, а потом было ещё минус 37! Для меня это немного фантастическая цифра. А что касается коронавируса: я привит и безопасен (смеется – прим.авт.).

Не приехать сюда я не мог: я давно знаю челябинский Камерный, это очень профессиональный театр с отличной труппой и замечательным главным режиссёром. Мне было очень интересно, как моя пьеса будет поставлена. Ведь даже сам жанр трагифарса ставит непростую задачу перед режиссёром и артистами; тут важно, чтобы было и жутко, и смешно, чтобы смех и ужас возрастали одновременно. Плюс к тому, в пьесе два исторических плана – день сегодняшний и погружение в сталинскую эпоху. Да еще и перемешаны театр и реальность. После увиденного спектакля я могу сказать, что ключ, подобранный режиссером и актерами к пьесе - безусловно точен. Судя по реакции публики, по разговорам и постам в соцсетях, первые зрители приняли спектакль очень хорошо: он вызывает и смех, и горечь, и мысли о сегодняшнем дне. Избрана единственно верная для этой пьесы форма - когда драматизм и юмор предельно сплетены.

Сталинизм это вид патологии

Расскажите, как вы собирали факты, информацию для пьесы, где были, с кем общались?

Я был в Тбилиси и Гори, посещал сталинские музеи в разных городах, как государственные, так и частные. Везде есть люди, которые продолжают почитать Сталина, немало их и в Грузии. Кстати, меня тбилисские коммунисты приняли за эмиссара из Москвы. Они думали, что я под видом драматурга пытаюсь прощупать ситуацию, чтобы потом доложить «центру», как обстоят дела с общественными настроениями в Грузии (смеется). Они мне так многозначительно подмигивали: мол, мы прекрасно все понимаем, драматург – отличное прикрытие! И просили передать там, в Москве, что «с республиками надо быть пожестче».

В одном из частных музеев я держал в руках нос Сталина, отколовшийся от поверженной статуи. И тогда, и сейчас я думаю над этой жуткой загадкой: почему порой даже потомки жертв сталинизма ностальгируют по Сталину? Это патология, которую надо попытаться излечить с помощью иронии. Потому в пьесе я отдал определяющую роль смеху. Возможно, смех сейчас - единственное оружие, с помощью которого можно бороться с возрождающимся сталинизмом. Почему комедия «Смерть Сталина» запрещена в России? Потому что правитель не может быть смешон и он не должен умирать.

Пока у нас ещё шанс есть разобраться со сталинизмом и с нашим благоговением перед власть имущими, которые были правы, оказывается, даже когда отправляли на смерть миллионы невиновных. Если излечения не произойдет, прошлое может вернуться во всем трагизме, и тогда уже никому будет не до смеха.

Вы знаете о том, что Челябинск когда-то хотели переименовать в город Коба, в честь главной подпольной клички Сталина?

Не знал. Спасибо, что рассказали! Слава богу, что ваш город не стал Кобой! Иначе я бы прилетел в город Коба, где поставили спектакль «Как мы хоронили Иосифа Виссарионовича»? Полный сюр. (смеется).

Но значит, это правильно, что именно здесь, в городе, который чуть было не получил имя «Коба», состоится первая премьера этой пьесы. До коронавируса многие театры в России и за рубежом начинали работать над постановкой пьесы, но пандемия сбила их планы. Было много публичных читок и репетиций спектакля, но ваш Камерный театр оказался первым.

Кого бы хотели видеть в главных ролях, если бы по вашей пьесе решили поставить фильм?

Мне понравился кастинг, который был проведён в Театре.Doc – Максим Суханов в роли Вольдемара и Юлия Ауг в роли Валентины и Человека из Министерства.

Норма стала абсурдом

Почему Сталин? В конце концов, были ещё Ленин, Маркс и другие персонажи...

А кто еще из умерших правителей настолько "не умер"? О ком еще спорят - о его методах, о его значении, о роли? В Госдуме, на кухнях, во время застолий - чье имя возникает чаще, если речь заходит о политике или истории? Маркса, Ленина? Нет, возникает имя Сталина. Потому - и это страшноватый парадокс - каждый, кто пишет о сталинизме, неизбежно пишет о нас сегодняшних.

Как думаете, почему русскому народу нужен царь?

А я так не думаю. Просто нам пока не дали дали шанс проверить – действительно ли царь нам так необходим? Был небольшой период в девяностых, когда сам образ властелина, который держит в своих твердых руках целую страну, был поколеблен. Но в начале двухтысячных мы снова вернулись к «царизму».

Все говорят про какой-то абстрактный народ, которому нужна сильна рука, нужен царь. Но разве каждый из нас готов согласиться с такими утверждениями: я нуждаюсь в царе, я хочу, чтоб мной управляли, хочу, чтоб мою волю насиловали? Никто ведь так не скажет. Но все почему-то убеждены, что некий абстрактный народ только о таком жестком руководстве и мечтает. Я никогда не встречал человека, который бы сказал: мне лично нужна твердая рука, обязательно и ежедневно, я без нее шагу ступить не могу. Кто же вдалбливает эту мысль? Тот, кто этой «рукой» желает стать. Или уже стал, но уверяет нас, что такова наша искренняя потребность. Нам, мне кажется, надо перестать все на свете мистифицировать и преувеличивать - начальник это всего лишь начальник, президент - всего лишь президент, это важная, важнейшая должность, но именно должность. Это место работы, не больше. Трагифарс «Как мы хоронили Иосифа Виссарионовича» в том числе и об этом - о том, с каким мистическим трепетом мы относимся к обладателям власти, большим и малым. Как готовы изменяться и изменять себе, желая угодить Начальнику.

Но вы же сами сегодня не живёте в России?

Я провожу в России очень много времени. У меня двойное гражданство, и потому мне совершенно не все равно, что здесь происходит. И, как и все, кто хоть немного задумывается о происходящем, я очень встревожен.

«Хорошо, что не было интернета!»

Интересна ли вам критика вашей пьесы? Какие критические отзывы вы уже слышали и хотите ли что-то ответить?

Помню, как на свой роман «Театральная история» я прочитал очень язвительную рецензию. По крайней мере, именно такой она мне показалась, ведь в основном отзывались очень хорошо, и на фоне общего хорошего приема, меня та статья прямо возмутила (смеется). Дело было перед посадкой в самолёт. Два часа полёта я строчил жаркий ответ, набирал его на ноутбуке, чтобы отослать, приземлившись. Благо, в самолётах нет интернета! Но когда мы прилетели, я уже остыл. На самом деле это выглядит нелепо, когда автор, даже если он несправедливо обижен, начинает взволнованно убеждать, что его неправильно поняли: «Приглядитесь, в моем произведении всё глубже, тоньше, интереснее!» Потому, когда я сейчас встречаю отрицательный отзыв, я намного более спокоен: значит, этому читателю или зрителю чуждо то, что я написал. Это совершенно нормально. Я же не произвожу мороженое или пельмени (смеется).

В Википедии сообщается, что в 2010 году вы ушли со всех работ и уехали в Индию, где начали писать свой первый роман «Театральная история». Почему ушли со всех работ? Невозможно написать хорошую книгу, работая где-то на постоянной основе?

Невозможно. У меня были руководящие должности на телеканале «Культура» и в журнале «The New Times». Поначалу мне очень нравилось, я жил только работой. Канал «Культура» находился на Баррикадной, «The New Times» - на Тверской, с одной работы на другую я шёл пешком. Ходил туда-обратно несколько лет подряд, а потом вдруг понял, что изо дня в день возвращаюсь в собственное прошлое. И я ушел сначала с одной работы, потом с другой. Конечно, некоторые расценили это как чудачество с моей стороны. А мне ужасно захотелось покончить с этой сверхзагруженностью, с зависимостью и от своих подчиненных, и от начальников. То есть, ушёл я не потому, что решил отныне писать книги. Конечно, я всегда знал, что хочу писать, но не собирался делать этого так скоро. Однако, на четвертый день пребывания в Индии я начал писать историю про молодого актёра Александра, которая в итоге и стала основой «Театральной истории». Книжки, которые я взял с собой почитать, быстро закончились. С интернетом, к счастью, в том месте, где я жил в Индии, было туго. Наверное, если бы был интернет, это бы мне помешало написать роман.

А почему именно Индия?

Не знаю, мне очень туда хотелось. Причём не по каким-то религиозным или мистическим причинам. Я просто хотел полностью освободиться от московской жизни, и выбрал для этого Индию.

Пишу по старинке – на бумаге

Вы написали два произведения, над третьим думаете?

Есть ещё пьеса «Благодать». Посмотрим. Я делаю паузы на год-два, не пишу постоянно.

В какой обстановке Артур Соломонов пишет свои книги? Вы встаете утром, завтракаете и садитесь за компьютер? Или пишете на бумаге, а потом набираете?

Я всегда пишу сначала от руки на бумаге. Потом переношу рукописный текст на компьютер, и он обрастает новыми подробностями и деталями. Писать предпочитаю ночью. Пишу абсолютно хаотично: могу писать десять часов подряд, потом несколько дней не писать. Иногда завидую писателям, которые умеют себя организовать. Идеал в этом смысле Томас Манн: каждое утро он садился за стол и пять или семь часов работал. Потом вставал и шёл заниматься другими делами. Я так не могу.

Вам приходилось слышать в свой адрес сравнения с другими писателями? С кем именно? Как вы реагируете на такие сравнения?

Современного автора неизбежно сравнивают с классиками, чтобы обозначить подобие стилей или схожий круг волнующих тем. Но я цитировать эти рецензии не стану, чтобы не выглядеть нелепо.

Чуть-чуть о жанре интервью

У вас было много интервью с интереснейшими людьми. Можете выделить какие-то самые уникальные диалоги, которые отзывались эхом в душе потом ещё спустя долгое время?

Интервью с английским режиссёром театра и кино Питером Бруком. Тогда ему было около девяноста лет. Наше интервью было для него стотысячным, наверное. Меня поразило, насколько полноценно он включался в диалог, как искал новые формулировки, не пытаясь использовать уже найденные им мысли. Еще, наверное, я до сих пор помню интервью с обычной пожилой немкой, фрау Наас, которая пережила сначала обольщение Гитлером и национал-социализмом, а потом абсолютный крах вместе с Германией. Ее судьба оказалась тесно переплетена с историей страны, с ее сомнительным взлетом и жуткой катастрофой. Интервью называлось: «Страна заболела манией величия». Фрау Насс горько описывала, как она переболела этой болезнью вместе с немецким народом. Ясность понимания трагической ошибки, сделанной в прошлом и ей, и ее народом - вызывает уважение. Нам очень не хватает такой ясности в отношении грехов прошлого, у нас существуют только беды, жертвы и великий героизм. Ничего плохого за всю историю мы, похоже, не совершали - ни друг с другом, ни с другими народами.

Сегодня периодически появляются новые мэтры-интервьюеры. Как вам Дудь, например?

Тут я Америки не открою: он блестящий интервьюер.

А Собчак?

Вообще не вижу смысла обсуждать эту фигуру. Лучше я скажу, как благодарен Камерному театру, режиссеру Виктории Мещаниновой и ее замечательным актерам. С вашего позволения, я перечислю участников спектакля: Пётр Артемьев, Александр Сметанин, Алина Тягловская, Игорь Миногин, Антон Ребро, Роман Прецер, Дмитрий Блинков, Никита Савиных, Дарья Чакина, Марина Вознесенская, Надежда Дудченко. Мне кажется, что этим спектаклем сделан очень важный художественный, и, прошу прощения за пафос, гражданский жест.

ДОСЬЕ

Соломонов Артур Петрович родился 10 апреля 1976 года в Хабаровске. Учился в СОШ №5, №30 и в Гуманитарном лицее. После школы поехал в Москву и поступил в ГИТИС на курс Н.А.Крымовой, театроведческий факультет. Работал «Известиях», на телеканале «Культура», журнале «Нью Таймс» и др. С 2010 года пишет пьесы и книги. Пьеса «Как мы хоронили Иосифа Виссарионовича» переведена на английский, немецкий, польский, чешский, румынский, болгарский и иврит. На польском пьеса опубликована в варшавском журнале «Dialog», на английском - в журнале «Asymptote». Готовятся постановки спектаклей в Москве, Польше, США.