Слово его сверкает…
Старые книги притягивают, заставляют задумываться о главных художественных ценностях, что сохраняются во времени, лучезарно воспитывают или хотя бы притягивают читателей из последующих поколений.
Сборник стихотворений «Белая яблоня грома» яркого белорусского художника слова Рыгора Бородулина увидел свет в 1988 году благодаря московскому издательству «Молодая гвардия». В роли переводчиков в этой книге выступили известные поэты, которые и сами зарекомендовали себя как авторы великолепных оригинальных произведений: Наум Кислик, Бронислав Спринчан, Валентин Тарас, Илья Фоняков, Владимир Цыбин, Яков Хелемский, Игорь Шкляревский, Иван Бурсов, Вячеслав Казакевич, Любовь Турбина. Художник книги – Н. Казаков. В интернете есть ссылка на одну из его обложек.
Сегодня, хотя и прошло-то с момента выхода книги всего 33 года, трудно раскрыть биографию этого полноправного соавтора бородулинского сборника. Никаких конкретных сведений о Н. Казакове пока не обнаружилось. Об иллюстраторе рассказывают его графические работы – художественные переложения поэтических строк. Всего в книге 14 рисунков. Плюс заставка на титуле и обложка… Кроме выразительного, разными шрифтами очерченного «Рыгор Бородулин. Белая яблоня грома» – рисунок дерева и притянул меня к этой книге в букинистическом отделе. Читая поэзию Бородулина в основном на белорусском, я многие его книги, изданные на русском языке, и в глаза не видел. Встреча с «Белой яблоней грома» тоже стала открытием, которое сейчас наполняется эмоциями…
«В конце своей жизни великий американский писатель Эрнест Хемингуэй писал, что наилучшая школа для писателя – несчастливое детство. Что это действительно так, мы убедились на опыте нескольких поколений наших белорусских писателей, к одному из которых – многострадальному поколению, опалённому войной в самом детстве, – принадлежит и Рыгор Бородулин. Я думаю, что именно оттуда, из тревожного, страшного и кровавого детства, берёт своё начало его удивительная муза, его поэзия!
Бородулин – это волшебник!
В первую очередь волшебник поэтический стихии, которая живёт в нём, наверно, со дня его рождения, и который сам живёт в ней свободно и радостно, как живёт птица в полёте, рыба в воде, женщина в любви. Поэзия для Бородулина – не верстак, не тачка, даже не профессия, наконец, поэзия для него – божественная стихия, в которой он невольник и властелин одновременно. Виртуоз и маэстро! Образы его поэзии, гибкие и хлёсткие, неожиданные и утончённые, – грациозные служители его безграничной фантазии и его мысли – афористичной и парадоксальной, мужественной и человечной...» – это из предисловия, которое называется «Первозданная сущность». Автором его является народный писатель Беларуси Василь Быков.
Вот эта «первозданность», сохранённая, на мой субъективный взгляд, и переводчиками, подтолкнула руку иллюстратора Н. Казакова с лёгкостью и пронзительностью показать в рисунках не разбросанность мысли, не хаос, а именно виртуозность, тонко подмеченную Быковым черту поэзии Рыгора Бородулина. Об авторе книги «Белая яблоня грома», случалось, и при жизни поэта ронял слова читатель, вовсе не виноватый, что ему что-то не совсем понятно: «Складана!..» «Складана» – сложно. И прочтение требует глубины. Но читатель, влюбляющийся в виртуозность, божественность, добавлял со временем: «А как же интересно!..»
«Большую часть этой книги / Ты диктовала. / Прости, / Что записывал плохо, / Ибо часто спешил, / Боясь упустить хоть бы слово, / Ибо часто сбивался, / Заглядывая в глаза твои, / Ибо отвлекалось вниманье / Опасеньем, что ты исчезнешь / И я, одинокий, останусь / Вспоминать / Твоё каждое слово, / Полслова, / Каждый твой выдох…» («Объяснение», перевод Наума Кислика).
Графический шмуцтитул к разделу (всего их в книге два), предваряющий и предисловие В. Быкова, а затем первое стихотворение, Н. Казаков разрешил как будто достаточно просто: вверху в овальном круге, разрезающем прямоугольник, три журавля – птицы, улетающие на чужбину. А к ним, к небу прорывается поле с одиноким стожком, затем упираясь в лесную стену. И осенняя тишина звучит как музыка, в которой сливаются поэтическое слово, лаконичные штрихи художника. Чтение в сочетании с проникающим взглядом графика (говоря по-белорусски – асалода) – высочайшее наслаждение. Наслаждение, где главенствует труд осмысления, соединения с поэтической стрелой, пронизывающей небо вечности…
На развороте, который открывается портретом матери, ждущей у окна сыночка, – короткое стихотворение в переводе опять же Наума Кислика:
Мамина песня,
Ты в поле корпела,
Муки сносила, обиды терпела
И в одиночестве век коротала –
Болью до края был полон твой лад.
Рук ты не чуяла,
А сострадала
Той перепёлке, чьи ножки болят.
Проскальзывающие иногда белорусизмы – в переводческой манере Наума Кислика, который хоть и родился в Москве, но детство своё провёл в Витебске, не так далеко от родных ушачских просторов Рыгора Бородулина. Да и учителем вчерашний солдат Кислик, награждённый на фронте орденом Отечественной войны I степени, какое-то время поработал на Витебщине, в Дриссе. Стало быть, мову слышали они одну, одних и тех же персонажей. Хотя, наверное, главное в другом – переводчик слышал поэта, следовал ему. Потому, видно, и Бородулин Науму Кислику доверял всецело: вышедший в 1980 году в «Советском писателе» сборник его стихов «Праздник пчелы» полностью переведён Наумом Кисликом.
Вот ещё один разворот – здесь снова речь можно вести о сопричастности стихотворения и рисунка. «У тихой осени душа / Доверьем поздним / Золотая. / Лист / Хмельной пеной из ковша / На думы вечера слетает. / С берёзы / Высох на ветрах, / С осины / Надрожался вволю, / С рябины / В горечи зачах, / С лещины / Просветлел от боли. / Межой / Меж летом и зимой / Неторопливо, в бликах солнца, / К нам, подольстясь, придёт кумой / Печаль, что светлою зовётся. / Потом она, листвой шурша, / В отчаяние превратится. / А тихой осени душа / Ещё доверьем золотится…» (перевод Бронислава Спринчана). И на левой стороне книжной страницы – стожки художника. Уже иные, крупным планом. У изгороди за крестьянским подворьем. Видно, стожки хуторские, деревня вычерчена художником где-то вдалеке…
Осень и печальная, и цветами насыщенная, и близкая, и родная, как и старая «молодогвардейская» книжечка народного поэта Беларуси Рыгора Бородулина, семь лет назад ушедшего в вечный поэтический строй.
И ещё несколько слов Василя Быкова: «Видимо, как ни у кого другого из его современников. Поэтическое слово у Бородулина сверкает и переливается всеми цветами, звучит, как бубен, и поёт, как скрипка, – и всё в лад, всё с таким вкусом, на который только и способно действительно поэтическое слово. Даже самые непослушные – шероховатые слова родной белорусской мовы, все эти прозаизмы, диалектизмы, варваризмы и неуклюжие неологизмы, попав в бородулинский стих, чудесно преображаются, делаются на удивление изящными и гибкими. Надо ли говорить, как это важно именно сейчас, когда кое-кому из детей Беларуси родное слово уже мешает в их «высшей» культуре в импортных джинсах с японскими магами.
У Бородулина родное слово звучит так естественно и милозвучно, как известно звучат в мировой поэзии итальянское, французское, русское слово…»
Книга «Белая яблоня грома», которую «Молодая гвардия» в 1988-м выпустила тиражом 18 тысяч экземпляров, за многие годы в букинистическом отделе книжного магазина попалась лишь однажды. Видно, что она прочно заняла своё место на книжных полках. И уже последующие поколения читателей не спешат с ней расставаться. А мне сейчас подумалось о том, что давно не выходили книги Рыгора Бородулина на русском языке ни в Минске, ни в Москве…