Приключения иностранцев в Сибири

Повернуть вспять утечку мозгов пытаются, привлекая разъехавшихся по планете русских исследователей, но мало кто обращает внимание на ширящийся ручеек стекающихся в Россию иностранных ученых и преподавателей. Они приезжают не только в мегаполисы, но и в тихую провинцию ― едут по доброй воле, ради карьеры и для души. Не пугает их даже Сибирь ― один самых проблемных с точки зрения внутренней миграции регионов. Еще три года назад в старейшем университете Сибири, Томском государственном, работало двадцать иностранных преподавателей, а сейчас их больше двухсот

Петр

― Питер, почему вы просите, чтобы вас называли Петром?

― Все-таки мы живем в России, я принял российское гражданство. Кстати, имя Петр ― греческого происхождения.

Петр Митчелл не упускает возможности лишний раз подчеркнуть, что он россиянин, но все же больше напоминает типичного британца, чем настоящего сибиряка. Свой дом он искал давно, объехав ради этого пятьдесят стран мира. «Очень хотелось тепла», ― объясняет Петр. Тепло, как ни парадоксально, он нашел в Сибири.

Началось все с языка, который он стал изучать в Даремском университете, третьем по статусу в Великобритании. Поступив на юридический, Питер Митчелл понял, что юристом не будет никогда, и быстро поменял специализацию, остановившись на славистике — скорее случайно, чем сознательно. Язык и довел до его Томска, где Питер как начинающий славист проходил стажировку, которую никак не хотелось заканчивать.

А закончиться все могло очень быстро. Однажды, когда Питер вместе с русскими друзьями жарил шашлыки, его укусил энцефалитный клещ. Клеща молодой человек не заметил, и вскоре у него начались сильнейшие головные боли. С каждым днем становилось все хуже; на третий день Питер потерял сознание, и его увезли на скорой. В больнице поставили ошибочный диагноз ― менингит ― и назначили неверное лечение. Лишь на пятый день стало ясно, в чем проблема. Между тем вероятность фатального исхода нарастала.

― Сначала врачи не знали, что я понимаю русский, и довольно свободно при мне говорили. Один из них сказал: «Мальчик умирает». Не самый приятный момент в моей жизни. Эту фразу я не забуду никогда.

Откачивали Питера месяц, а встав на ноги, он решил: раз ему дан шанс прожить новую жизнь, он должен прожить ее отдавая ― то есть преподавая. Вторую жизнь он решил начать там, где чуть не закончилась первая.

― Трудности могут быть везде, вопрос не в том, сколько их, главное ― как мы их преодолеваем, ― философствует он.

― Почему вы так настойчиво стремились найти новое место жительства?

― Никогда не чувствовал себя англичанином, всегда был чужим среди своих. Возможно, потому, что мои предки ― из Нормандии. Хотя не удивлюсь, если когда-нибудь обнаружу свои русские корни!

― Похоже на поиски интеллектуала, который внутренне не принимает свою среду. Для российской интеллигенции это тоже типично.

― Мне кажется, долгие годы я просто искал открытость и душевность, которых мне не хватало в англосаксонской культуре. И не мог найти.

Петр соглашается, что его славянофильский настрой отчасти связан с левыми взглядами. Он критикует издержки «мирового капитализма» и Россию воспринимает как альтернативу «невидимой руке рынка». По его словам, социальное неравенство в России не ощущается так явно, как в развитых странах ― и в первую очередь это касается образования. А для карьеры ученого, считает Петр Митчелл, Россия и вовсе одна из самых перспективных стран.

― Академическая свобода, финансирование вузовских проектов, ― перечисляет он. ― Мы развиваемся очень быстрыми темпами, университет открыт сотрудничеству. Мне кажется, в большинстве западных вузов система более закрыта и иерархична.

Ева

Ева Бурбо торопится на танцы. Преподаватель ТГУ, литовка по паспорту, рыжеволосая красавица, она танцует каждый день. Когда Ева училась в Маастрихтском университете, ей этого очень не хватало.

― Почему-то в Голландии не принято танцевать, ― до сих пор удивляется Ева. ― Оказавшись здесь, я вернулась к своему школьному увлечению. Теперь хожу счастливая как слон! Вы знаете, без танцев в Томске не обойтись, здесь нужно тренироваться особенно интенсивно ― чтобы компенсировать все те калории, которые я наедаю вместе с пельменями, борщами и драниками в университетской столовой.

Родилась Ева в Вильнюсе, в русско-литовской семье. После школы уехала учиться в Голландию, а в Томске впервые оказалась год назад. Четыре дня оказались решающими: как это часто бывает с иностранцами, Еву покорили люди ― и она решила вернуться. Впрочем, с самого детства она была уверена, что рано или поздно окажется в России. Неправдоподобные, как детская фантазия, разговоры вызывали у окружающих скепсис. Но Ева знала, что говорила. Закончив бакалавриат в Голландии, она отправилась в Москву, где поступила в магистратуру МГИМО. Однако вскоре получила письмо с предложением о работе от ректора Томского университета ― и переехала в Сибирь.

― В Москве меня шокировал бешеный ритм жизни, ― признается она. ― В Томске все по-другому ― размеренный, привычный для меня, европейский ритм.

Бюрократическая машина в размеренной Европе работает все же намного быстрее, чем здесь. Иностранцу, для того чтобы получить работу в европейской стране, необходимо отправить только резюме, а контракт оформляется за одну-две недели. В России на бумагооборот у Евы ушел целый месяц. Если бы Ева не так хорошо говорила по-русски, она была бы не в состоянии заполнить графы бесконечных анкет. Вопрос об облегчении приема иностранцев в России Ева задала даже Путину во время прямой линии этой весной.

― После терактов в Брюсселе жизнь в России кажется намного безопаснее, и я не исключаю, что некоторые европейцы захотят приехать сюда. К этому стоит подготовиться, ― объясняет она.

Жизнь самой Евы совсем не размеренна: она преподает английский на историческом факультете ТГУ, читает курс международного права на юридическом, репетиторствует, переводит. Свободно говорит на шести языках. Но больше всего любит русский.

― Я училась в литовской школе, но русский мне роднее. Он позволяет полнее передавать эмоции и чувства, ― улыбается девушка.

На самом деле Ева не столько говорит, сколько танцует, сопровождая движением тела или жестом почти каждое слово.

Танцы ― далеко не все, что занимает Еву в свободное от работы время. Ее интересуют вопросы студенческого самоуправления, поэтому очень часто она заглядывает к знакомым в правком со своими рацпредложениями. Ей есть что рассказать о своей жизни в Маастрихте. Впрочем, утверждает Ева, под самоуправлением в России понимают совсем не то, что в Голландии:

― В Голландии самоуправление ― настоящая политика. А здесь ― организация досуга студентов, отряды, походы... В России студенчество ― это целая жизнь, которую ты проживаешь вместе с коллегами. Мне этого не хватало в Голландии: там мы были в основном предоставлены сами себе. Главный упор там сделан на самообучение, работу в библиотеке; занятия в университете составляют всего 10 часов в неделю. Отсидев свои пары, все быстро расходятся по своим делам. Я, например, днем работала в университете, вечерами подрабатывала в «Макдональдсе», а по ночам сидела в библиотеке. В общем, настоящей студенческой жизни так и не попробовала... Но на днях я подала документы в магистратуру и сейчас надеюсь все это получить!

Роберто

Его сложно застать на месте ― он постоянно «в полях». Не успел вернуться из экспедиции на север Томской области, где изучал бобровые плотины на Оби, как уже собирается на рафтинг по Катуни, где будет изучать флору и фауну по берегам реки.

Как и положено человеку его специальности, итальянец Роберто Гатти любит контрасты. Ученый-биолог, он занимается исследованиями в области экологии и биоразнообразия. В поисках разнообразия уже давно скитается по свету: долго работал в Индии, Индонезии и Африке, всегда предпочитая оказаться там, где еще не ступала нога ученого. Два года назад, ради того чтобы задокументировать особенности дикой природы, он прошел пешком 150 километров по почти не исследованному национальному парку Инвидо в Габоне. Проработав в тропиках несколько лет, отправился в противоположную климатическую зону — Сибирь.

― Хотелось найти место, где можно совместить исследования и преподавание. В Томске все это есть! Меня поражает природное богатство Сибири. Здесь самые разные ландшафты ― от арктических пустынь, таежных лесов и тундры до степей и гор. Здешние условия позволяют под иным углом зрения посмотреть на последствия глобального потепления. И здесь есть сильный университет.

Роберто попал в Сибирь с помощью интернета. Примерно пару лет назад, просматривая один за другим сайты университетов мира, он наткнулся на английскую версию сайта Томского университета. Связался с вузом и, к своему удивлению, получил быстрый ответ. Из трех контрактных лет Гатти отработал уже половину и туристом себя не считает, хотя почти не знает русского и постоянно переходит на английский и итальянский. Как истинный итальянец Роберто очень любит поговорить, однако удается это далеко не всегда.

― Пока освоил только базовые фразы, необходимые для выживания, но без Google translate не обойтись, ― признается он.

Первым, что Роберто, будучи вегетарианцем, выучил назубок, была фраза:

— Pajalusta niet miaso, niet riba.

Эти заветные слова он произносит регулярно к общему веселью окружающих. Впрочем, во время экспедиций вкусовые пристрастия итальянца превращаются в проблему для окружающих: кормить его решительно нечем.

Единственное, что пугало ученого в неизвестной России, ― это сибирские морозы. К зиме он накупил большое количество теплых вещей и до последнего волновался, что запасов не хватит, однако первую зиму пережил легко. Слухи о русских морозах оказались сильно преувеличенными, хотя, возможно, дело в глобальном потеплении:

― В последние годы в России не такая холодная зима, как раньше, ― констатирует ученый. ― Климат намного более сухой, чем в Италии, это помогает лучше переносить холод. Что касается температуры в помещениях ― зимой здесь настоящие тропики!

Впрочем, особенности резко континентального климата его все-таки удивили: именно в Сибири Роберто впервые довелось наблюдать столь быструю смену времен года. И для того чтобы предсказывать влияние происходящего потепления на арктические ледники, тайгу и тундру (одно из последних исследований Гатти), такой контраст оказался очень кстати: тенденции видны невооруженным глазом.

― Тайга наступает на тундру. И леса из-за таяния ледников вынуждены подниматься все выше — в горы. Изменения климата и движение тайги приводят к тому, что видам, которые обитают здесь, некуда деваться. Как следствие, между ними вырастает конкуренция, часть видов сокращается и даже исчезает. Нам предстоит выяснить, удастся ли местным видам адаптироваться к быстрым изменениям, способны ли они выжить в этой борьбе. Вдобавок на экологию региона влияют инженерные и строительные работы. В старой части Томска до сих пор можно увидеть крыши домов из асбеста — канцерогенного материала, давно запрещенного в Евросоюзе! Когда я это вижу, мне страшно. И я очень надеюсь, что власти России в ближайшее время начнут что-то делать, чтобы защитить свой народ от этого убийцы! — не скупится на эмоции итальянец.

Тарик

Когда Тарик летел в Сибирь, воображение рисовало ему сумрачную картину: огромная, заснеженная и совершенно безлюдная пустыня. Впрочем, на тот момент ему было все равно ― он стремился уехать как можно дальше от Сирии. И заснеженная пустыня как антипод пустыни обычной казалась вполне подходящим местом. Оказавшись в большом городе, Тарик страшно удивился: много людей («даже китайцы!»), которых до этого он не видел ни разу в жизни.

Тарик не такой уж обычный сириец: он православный и даже регулярно ходит в церковь. Впрочем, зимой, во время Крещения, купаться отказался наотрез — даже из дома не вышел («слишком холодно смотреть»), а своим друзьям, которые утверждали, что подо льдом плюсовая температура, отказывается верить до сих пор. Зато от катания на коньках не отказался: все-таки общежитие расположено на берегу озера, которое зимой превращается в самый большой в Сибири открытый каток.

Почему Тарик здесь? Он хотел как можно дальше уехать от войны, и родители на этом настаивали. А в арабских странах, как известно, воля старших ― это серьезно.

― Папа и мама сказали: «Беги отсюда, здесь война». Я сделал российскую визу в Дамаске и уехал.

― Так и сказали: «Езжай в Россию?»

― Выбор был такой: или в Россию, или в Европу. Вы знаете, в Европе сейчас очень много сирийцев... но я не хотел жить так, как они. Я хотел официально! И как можно дальше. У меня есть друг, у друга ― другой друг, а у того друга ― жена. Она училась в Томске и сказала мне, чтобы я ехал сюда, помогла с приглашением. Я не понимал, куда еду, но решил послушаться.

― Томск ― это не один город, а два! Зимой один, летом ― совсем другой! ― восклицает он.

Тарик родом из Латакии, в семье он самый младший: привык слушаться старших и действительно много учился. В Латакии успел получить «корочку» программиста и начал изучать бизнес-менеджмент в Алеппо, но как только война докатилась до этого города, пришлось вернуться домой, чтобы вскоре двинуться дальше. В Россию Тарик приехал, зная единственное русское слово: «Привет!» А заговорил очень быстро, хотя до сих пор стесняется своего русского. Тарик часто звонит по скайпу домой, хотя пообщаться с родными удается не всегда: хотя Латакию за время его первого курса в Томском университете уже успели освободить, там до сих пор периодически отключают электричество.

Тарик мечтает перевезти сюда свою девушку, «почти жену». Но как это сделать, пока не знает: семье не положено общежитие, нужно снимать жилье, а накоплений нет. Война быстро обесценила сирийские деньги. Если раньше за один доллар просили 46 лир, сейчас ― целых 500. Так что улыбчивый Тарик все чаще грустит и старается как можно больше работать. Сирия не оплачивает его учебу, первый курс он прожил на гранты университета, но в следующем году, возможно, придется платить за себя самому. Сейчас Тарик преподает арабский в университете и ведет свою страницу на Фейсбуке для привлечения студентов. На еду хватает, однако сможет ли он платить за учебу, пока непонятно.

― Здесь даже для своих не хватает работы, а я иностранец, ― объясняет он.

В Томске его удивило не только то, что там в принципе живут люди, но и сами люди, которые почему-то не улыбались ему в ответ. Поначалу он переживал, думал, что это признак недружелюбия, однако вскоре понял, что ошибается. Тарик утверждает, что еще не встретил в Сибири ни одного плохого человека. И если бы не проблемы с работой, в Томске ему нравилось бы «все-все» ― и погода, и люди, и сад на реке Томь, где он мечтает гулять со своей «почти женой». Единственное, к чему он до сих пор не может привыкнуть, так это к тому, что здороваться здесь положено один раз в день.

― Я говорю «Привет!» каждый раз, когда встречаю человека, ― удивляется сириец. ― А мне отвечают: «Мы ведь уже сегодня виделись!»

Впрочем, Тарик остается верен себе: он постоянно улыбается, здоровается по сто раз на дню и периодически устраивает в общаге «чайные церемонии» ― заваривает мате.

― Вы знаете, что такое мате? ― спрашивает Тарик. ― Очень популярен в Сирии. В Томске почему-то его не знают.

Привезенный мате уже заканчивается, а значит, пришло время адаптироваться окончательно и переходить на обычный «русский» чай.