«Я один в воздухе вместе с самолётом, которым сам управляю!»

«Говорит командир воздушного судна», — с этих слов начинается практически любой полёт. Далее идёт стандартная информация: время в пути, температура за бортом и в порту прибытия... Однако пилоты могут рассказать гораздо большее, что и делают — но не во время полёта, а на страницах своих мемуаров. Выдержки из воспоминаний лётчиков — в нашем материале, подготовленном совместно с компанией «Аэрофлот».

«Около 8 часов утра впереди корабля на земле показалось большое серое пятно. Это был город Витебск. Он стал виден, когда до него ещё оставалось верст 25, т. е. ещё более четверти часа полета. Решено было попытаться известить оставшихся в Петрограде о том, что полёт идет благополучно и успешно. Быстро были составлены две телеграммы. Они были положены в небольшие металлические трубочки, заткнутые пробками с обеих сторон. На каждую трубочку был намотан узкий, но длинный кусок материи, конец её был прикреплен к трубочкам. Когда трубочка выбрасывалась с корабля, материя развертывалась и долгое время, пока трубочка падала на землю, за ней виднелся длинный хвост из ярко-красной материи, благодаря которому её можно было легко видеть и находить на земле. При каждой телеграмме были положены деньги на её посылку. За время полёта было послано несколько таких телеграмм, причем все они оказались найденными и были отправлены по адресам».

Игорь Сикорский

Игорь Иванович Сикорский, 1914 год. Источник: wikipedia.org

«Летом 1911 года на улицах Саратова появились огромные крикливые афиши. Они настоятельно приглашали широкую публику посетить скаковой ипподром, где авиатор Александр Васильев, недавний победитель первого в России дальнего перелета Петербург — Москва, будет показывать свое искусство в авиатике.

Народ валом валил на необычайное зрелище. Билеты были довольно дорогие, и не все могли попасть на ипподром. Огромная толпа буквально облепила деревянный забор ипподрома, который подозрительно потрескивал, готовый каждую минуту развалиться.

Мне удалось примоститься у большой щели забора, — попасть на забор возможности не было. С трепетом наблюдал я, как пилот Васильев с механиком готовили самолёт к полёту. Наконец мотор заработал, и… нечто похожее на большую стрекозу оторвалось от земли и полетело над скаковым полем. Я впился в щель забора, не обращая внимания на боль от острых заноз, и всё чего-то ждал.

А самолет, сделав на высоте нескольких метров круг над ипподромом, уже шел на посадку.

Признаться, я ожидал большего и был разочарован. На афише всё выглядело куда интереснее. Авиация, о которой так много говорили, перестала меня интересовать».

Иван Спирин

«В памяти каждого лётчика на всю жизнь остаётся незабываемая дата — день первого самостоятельного вылета. С благодарностью помнят лётчики и фамилию своего первого инструктора. Такой день запомнил и я.

17 июня 1937 года, рано утром (полёты начинались с рассветом) инструктор Малахов, сделав со мной два контрольных полёта по кругу и зарулив на линейку, вдруг расстегнул привязные ремни, выключил мотор, вылез из кабины и, стоя на крыле около меня, сказал:

- Полетишь сам — смотри у меня! — и, погрозив пальцем, спрыгнул на землю.

<…>

Я подруливаю к линии исполнительного старта и, подняв руку, прошу разрешения на взлёт. Стартёр протягивает белый флаг в направлении взлёта, что означает: «Взлёт разрешаю» — в то время самолёты ещё не были оборудованы радиостанциями. Яша Сафронов, приложив руку к шлему, дублирует разрешение на взлёт.

Юрий Александрович Гарнаев. Источник: geocaching. su

Я увеличиваю обороты двигателя, маленький У-2 катится по земле. Привычным движением ручки от себя я поднимаю ему хвост в линию горизонта, небольшой разбег — и самолёт в воздухе.

Я один! В передней кабине никого нет! Я один в воздухе вместе с самолётом, которым сам управляю! И это не мечта, а действительность — я, простой токарь, управляю самолётом!..»

Юрий Гарнаев

«Был у нас один лётчик-армянин, Норайр Вагинакович Казарян, а среди своих попросту Норик. Про него говорили: «Наш Казарян — самый храбрый из армян». Он легко летал на всём, несмотря на свой явно небольшой рост.

— Норик, — обратился к нему как-то один «юморист», — а я знаю, как ты тормозишь на посадке, когда садишься на Ту-128.

— Как? — спросил тот, уже чувствуя подвох.

— Стоя, ведь сидя ты до педалей не достаёшь. Последние слова потонули в громком хохоте окруживших их зрителей. Казарян, любивший рисовать живописных котов двумя росчерками пера на всём, что попадёт под руку, включая сидящего рядом соседа, не замедлил поместить одного из них на тыльной стороне новой фуражки шутника. Но в первый же морозный день, когда по команде «Две минуты» лётчики кинулись к выходу, на бегу надевая шинели, Норик обнаружил, что его шинель «заперта» через петлицы огромным амбарным замком. Вернувшись весёлыми с обеда, все обнаружили, что маленький армянин допиливает ножовкой толстую дужку замка.

— Норик, — наклонился над ним «юморист», — ты что делаешь?

— Проходи давай, — пробурчал тот, смахивая пот со лба, — ты поел, другие тоже хотят.

— Вот чудак, так этот замок без ключа открывается, — воскликнул собеседник и… отбросил дужку в сторону.

Надо было видеть в этот момент Норайра Вагинаковича, растерянно смотревшего на проклятый замок:

— Знал ведь, что ты меня подловишь, но чтоб так просто! — развёл руками побеждённый».

Владимир Кондауров

Владимир Николаевич Кондауров. Источник: wikipedia.org

«Зарубежные экипажи отличаются от наших своей универсальностью. Там все считаются пилотами, но самый молодой и неопытный сначала выполняет функции бортинженера, затем растет до первого пилота, исполняющего функции штурмана, но уже допускаемого к штурвалу, а уж потом становится капитаном. Естественно, бортинженер там рвется к штурвалу, как и любой пилот. Мне кажется, такого опыта, какой нарабатывают с возрастом наши бортинженеры, у него нет и быть не может. У них вообще тенденция к сокращению экипажа до двух человек за счет автоматизации. Концепция состава экипажа в наших авиакомпаниях совершенно другая: у нас строгая специализация. Бортинженер так всю жизнь и летает бортинженером, переучиваясь с одного типа самолета на другой. Но сколько он знает тонкостей, применимых в условиях нашей российской действительности, благодаря которым, удается дотащить до базы, казалось бы, безнадежный рейс… Что касается теоретической подготовки, то в нашей стране она, безусловно, выше, и это признано во всем мире. Поэтому опытный бортинженер с опытным капитаном у нас составляют основу, хребет экипажа и стараются подольше работать вместе».

Василий Ершов