Последний рубеж примирения человека с Богом
О социальной деятельности Церкви можно говорить в цифрах, а можно через личные истории, каждая из которых – как маленький ручей, впадающий в одну огромную полноводную реку.
О социальной деятельности Церкви можно говорить в цифрах. Более 4500 церковных социальных учреждений, проектов и инициатив по России. Около 900 сестричеств милосердия, 78 приютов для беременных женщин и матерей с детьми, 244 центра гуманитарной помощи. Более 400 проектов помощи людям с инвалидностью. А можно говорить через личные истории, каждая из которых – как маленький ручей, впадающий в одну огромную полноводную реку. В день памяти святого великомученика и целителя Пантелеимона предлагаем читателям личные истории прихода в больничное служение, которыми поделились специалисты Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению во время поездки в Симбирскую митрополию, предпринятой для того, чтобы поделиться опытом и познакомиться с местными инициативами.
«Главное – помочь человеку»
Протоиерей Сергий Кляев, заместитель председателя комиссии по больничному служению при епархиальном совете г. Москвы:
– До рукоположения я десять лет проработал в реанимации новорожденных врачом-реаниматологом. Видел, как умирают больные. Иногда было все – и нужные лекарства, и оборудование, но ничего не помогало. За годы работы врачом я постепенно пришел к вере. А потом захотел стать священником. Больничное служение после принятия сана осталось неотъемлемой частью моей жизни. Только теперь в больницу я приходил уже как священник – причащать и исповедовать.
Когда служил в Саратове, мы не ставили перед собой глобальных целей по развитию больничного служения, исходили из потребностей людей рядом. Главное – помочь человеку. Большую помощь в этом служении оказывало сестричество милосердия. Это были женщины без медицинского образования, готовые ухаживать за детьми после плановых операций. Например, если ребенок из детского дома лежал один и ухаживать было некому, наши сестры дежурили круглосуточно.
Сейчас я служу в столице, с начала работы в 2018 году комиссии по больничному служению при епархиальном совете города Москвы был назначен заместителем ее председателя. Последние годы нашей основной задачей было обеспечить, чтобы пациенты свободно получали духовное окормление в «красной зоне». Когда пандемия окончательно закончится, на первый план опять выйдет вопрос беспрепятственного нахождения в реанимации и священников, и добровольцев. В подавляющем большинстве случаев (по разным причинам) врачи в реанимацию не пускают никого – ни родителей, ни добровольцев. Но это неправильно. Мы прекрасно понимаем, что там особое состояние и у врачей, и у пациентов. Однако одно лишь нежелание доктора не должно стоять во главе угла.
В разгар коронавирусной эпидемии меня попросили причастить девочку, она умирала от онкологии. Врачи отделения не разрешили. Звоню главному врачу – меня не соединяли с ней два дня. А главврач подчинялась ректору медицинского института. Я выхожу на связь с ним, говорю, что есть федеральный закон, на основании которого вы обязаны предоставить условия для совершения Таинств. Я выполню любые ваши требования: надену защитный костюм, принесу все справки, – пустите меня к ребенку. И меня пустили.
Не могут близкие родственники заниматься этими административными вопросами, когда у них на глазах умирает родной человек. Для этого мы и стремимся создать систему беспрепятственного доступа священника к тяжелым больным. Да, где-то все двери открыты и абсолютно полное принятие, а в других местах происходит конфликт: главврач дает разрешение, а дежурный не пускает. Один раз я сказал: «Хорошо, я пошел причащать, а вы вызывайте полицию. Я делаю свое дело, вы – свое». Врач развернулся и ушел.
Я прекрасно понимаю врачей: не каждый родственник выдержит наблюдать за своим близким в непривычно беспомощном состоянии – в трубках, без сознания. Это страшно. Но надо идти на диалог с близкими пациента. Даже для пользы самих врачей. Им трудно: сколько приходится выслушивать обвинений в том, что это они убили больного! Не каждый психологически выдержит это. На мой взгляд, если родственники будут видеть истинную картину происходящего в реанимации, к врачам будет больше уважения и доверия.
Еще один важный момент: персонал в реанимации физически не может осуществить «домашний» уход за пациентом. Я понимаю, что близкие в состоянии аффекта могут мешать врачам, но если мы будем посылать подготовленных добровольцев, которые уже привыкли к виду реанимационных больных, станет проще.
Мы прикладываем все усилия к тому, чтобы научить неподготовленных людей без медицинского образования азам ухода за больными. Возраст роли не играет – важно только желание помогать. Есть и онлайн-группы, и курсы. Мы выезжаем в регионы, принимаем зачеты, лично показываем особые навыки. Это все реально.
Больница – это место, где человек может принести последнее покаяние. Это последний рубеж примирения человека с Богом. Мы становимся свидетелями горячего искреннего покаяния. Когда в ковидарии люди тебе говорят: «Батюшка, я все понял, все пересмотрел, я жил ужасно, больше так не хочу…», понимаешь, что пришел не зря. И Господь все эти испытания попустил не зря. Есть коронавирус или нет, каждый пациент должен иметь право на беспрепятственный доступ к нему священника: конечно, с соблюдением всех противоэпидемиологических мер. Люди не должны умирать без напутствия.
Больничная аскетика
Наталья Шакуро, руководитель направления больничного служения Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению:
– Мой путь в больничном служении начался в 2010 году – я стала добровольцем по уходу за болящими. Помню, как первый раз вошла в палату – будто в клетку с тиграми. Тяга помогать была, но я совершенно не понимала, что именно придется сейчас делать. Мне говорили: напои, накорми. А у меня руки тряслись. Сейчас, конечно, уже думаю: чего боялась? Люди и люди. Это просто препятствие, которое нужно раз преодолеть – и все.
Это служение было мне всегда близко. Когда в 2018 году узнала про курсы для помощников больничных священников, некоторое время колебалась, идти или нет, но в итоге пошла. Это были первые курсы, которые проводил владыка Пантелеимон (епископ Верейский Пантелеимон, председатель Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению – прим.). Так получилось, что нужен был человек, который бы помогал ему в больничном служении в Отделе. Владыка благословил меня.
Тогда нашим основным направлением работы было служение молебнов в отделениях. Несмотря на то, что в Москве практически при каждой больнице есть храм, они, как показала практика, малопосещаемые. Среднее время пребывания человека в больнице сейчас сильно сократилось и составляет примерно неделю. За это время, если церковный человек вылечится, он пойдет в свой приходской храм, а если он нецерковный, в принципе не пойдет. Получается, храмы в больницах есть, но они пустуют. Владыка предложил такую форму: ходить в отделения больниц и в холлах служить молебны с водосвятием. Помощники – требные сестры – заранее обходили палаты, приглашали на молебен. Кто не помог прийти, писал имена, мы молились об их здравии. После молебна батюшки рассказывали о Таинстве покаяния. Многие откликались.
Для меня стало открытием наличие такой проблемы, как боязнь священника у невоцерковленных пациентов. Некоторым людям проще было задать вопрос нам, чем непосредственно батюшке. Поэтому наша функция была еще и в том, чтобы пояснить элементарные вопросы: как обратиться к священнослужителю, как сложить руки под благословение. Ответы на них помогают убрать преграду между человеком и священником.
Самый лучший повод для общения – уход. Подходишь к человеку, руки ему помоешь, волосы расчешешь, ничего не говоря. Один раз подошел – молча ушел, другой раз подошел – он уже начинает задавать вопросы. Появляется взаимный интерес. В больнице получаешь больше, чем отдаешь. Измождения нет, даже физическая усталость пропадает. Когда общаешься с людьми, помогаешь им, от этого получаешь силу, заряжаешься на долгое время.
Был и негатив со стороны пациентов несколько раз. Но это исключительно редкие случаи. Правда, они надолго запоминаются. Грубо говоря, если тебя ударили, ты мог уже простить обидчика, но синяк-то остался. Однажды пришла в «красную зону». Зашла в палату, мне сказали накормить женщину и дать ей таблетки. Я подхожу, она спрашивает: «А где медбрат Ренат? Мне нужен только он». А медбрат пошел отдыхать: когда приходят добровольцы, персонал может немного «выдохнуть». Я даю ей таблетки – а она мне их в лицо кидает. К слову, когда вошла в отделение, сразу обратила внимание именно на нее: очень красивая пожилая женщина, с благородным «княжеским» лицом.
Таблетки она кинула и говорит: «Каждый должен заниматься своим делом, ты занимаешься не своим». Я увидела, что это не естественная ее реакция. Видно в человеке и интеллект, и благородство, и культуру. Я не смутилась. Извинилась, отошла, пошла дальше заниматься делами. Когда опыт есть, уже знаешь, как выходить из этих ситуаций спокойно. Вернулась, предложила ей поесть. Она молчала, а потом обреченно произнесла: «Я закончилась. Я ничто. Я ничего больше не могу». И тут мне стала понятна внутренняя трагедия этого человека: очевидно, что женщина очень сильная, волевая, наверняка многого добилась в жизни. И вдруг она столкнулась с пределом своих человеческих возможностей – это ее надломило. По себе знаю, как это тяжело. Когда надеешься на себя, свои силы, здоровье, а потом происходит что-то и опоры рушатся, становится очень сложно.
Я люблю фразу владыки Пантелеимона: «Больница очень похожа на монастырь». Потому что, во-первых, человек здесь вырван из повседневности. Во-вторых, он полностью в послушании у персонала: ест, что дают, спит, когда говорят, принимает лекарства. Современные люди не привыкли к такой «аскетике». Но когда с человеком начинаешь разговаривать, понимаешь, что из-за каждодневной суеты у него и времени-то не было задуматься о смысле жизни, а в больнице оно появилось.
Оглянитесь – увидите,
кому нужна помощь
Вероника Леонтьева, руководитель направления по работе с инвалидами отдела по церковной благотворительности и социальному служению, куратор социальной деятельности в Приволжском федеральном округе:
– Социальным служением я начала заниматься в 2005 – 2006-х годах, когда знакомый священник пригласил меня посетить в качестве добровольца Сергиево-Посадский детский дом слепоглухих. Тогда я впервые увидела детей с тяжелыми множественными нарушениями развития. Потом я стала помогать батюшке при храме в этом детском доме. Мы не только организовывали различные культурно-досуговые программы, но и открыли школу для слепых. Когда накопился достаточный опыт в помощи людям с инвалидностью, меня пригласили работать в Синодальный отдел по церковной благотворительности и социальному служению.
Сейчас я курирую проекты Русской Православной Церкви по помощи людям с инвалидностью на территории Российской Федерации и за ее пределами. Системная деятельность нашего отдела заключается в том, чтобы таких проектов существовало больше. Для этого мы обучаем людей: проводим краткосрочные курсы (и очные, и онлайн) по самым разным направлениям, организуем выездные семинары и супервизии, стажировку. Например, курсы по обучению русскому жестовому языку, созданию доступной среды и оказанию ситуационной помощи в храме.
Желающим помогать я советую оглядеться вокруг себя и понять, кому вы можете быть полезны. Найдите храм, который уже ведет такое служение. Или священника, который хочет начать, но у него нет помощников. Легче трудиться там, где уже начата работа – можно выстраивать помощь системно и правильно. А мы, в свою очередь, готовы подставить плечо – передать опыт. У нас много методической литературы, мы проводим ежегодные дистанционные курсы по социальной работе, длительностью около полугода. За это время слушатели набираются системных знаний в социальной деятельности, создают и защищают собственный проект. А если им нужны знания в особом направлении, например, помощь слепым, или глухим, мы их ведем по этому профилю. От человека нужно желание и понимание, чем он хочет заниматься. Наша задача – сделать так, чтобы проекты, которые начались или уже активно реализуются, были устойчивыми.
Начать создавать проект в одиночку очень сложно. Обязательно нужно искать единомышленников. Да, есть уникальные, харизматичные личности, которые считают, что они могут поднять проект в одиночку, но их единицы.
Подготовила Ксения МАНЯКОВА
Публикация газеты «Православный Симбирск»