7 лет под водой. За что Александра Берзина называют «арктическим адмиралом»
9 декабря в России отметят День Герое Отечества. В преддверии праздника «АиФ-Петербург» поговорил с контр-адмиралом, подводником Александром Берзиным.
9 декабря в Петербурге, как и во всей России, будет отмечаться День Героев Отечества. В этот праздник мы не только отдаем дань памяти ветеранам, героическим предкам, но и чествуем людей, которые проявили мужество и отвагу в наше время. В Северной столице сегодня живут 39 Героев России. Один из них – контр-адмирал, подводник Александр Берзин. За что же он был удостоен этого высокого звания? И почему его называют «арктическим адмиралом»?
Подо льдом, ночью
Елена Данилевич, «АиФ-Петербург»: Александр Александрович, вы закончили Нахимовское училище, хотя родились в Москве, а жили в Баку. Как же судьба привела в Ленинград?
Александр Берзин: Обстоятельства сложились так, что с четырех лет я остался круглым сиротой и жил с бабушкой. Несмотря на то, что она была уважаемым человеком, участвовала в становлении советской власти в Азербайджане, мы очень бедствовали. Однажды к ней пришли старые большевики. Посмотрели вокруг и сделали вывод: «Мальчишку надо спасать». Написали ходатайство командующему Каспийской флотилией с просьбой направить меня в Нахимовское училище. Из Баку в Ленинград в сопровождении майора поехали 13 пацанов. Поступили двое. Мне было 13 лет.
– Вы также закончили Высшее военно-морское училище им. Фрунзе (сейчас Морской корпус Петра Великого – СПбВМИ. – Прим. ред.), штурманский факультет. Почему в итоге выбрали, как мне кажется, самое трудное – службу на атомной подводной лодке?
– Тогда атомный флот бурно развивался. Вся самая передовая, секретная техника – все было там. Хотелось попробовать, находиться в гуще событий. Как сейчас говорят, служить на АПЛ было круто.
К тому же первая К-418, куда я пришел командиром электронавигационной группы, была уникальной. В разные годы на ней служили четыре Героя России. Там же я сдал экзамен на управление лодкой. Кажется, ничего особенного, но на самом деле – адский труд. Требовалось по памяти нарисовать все системы, в том числе устройство насосов, контуры атомного реактора, знать, где какой щит, клапан, а их десятки. Хорошо помню, что в те годы читал только техническую литературу, инструкции и справочники. Ни на что другое времени не оставалось.
– Очевидно, такая выучка помогла вам без потерь выполнить в 1982-м легендарную «арктическую кругосветку», которая не снилась и Жюль Верну. Этот поход стал настолько смелым и в высшей степени профессиональным, что до сих пор его не повторил никто в мире. А как родилась сама идея – пройти в темноте под вековыми льдами?
– В 1980-е советские подлодки активно осваивали Арктику, однако давалось это тяжело. Не берусь подсчитать, сколько произошло столкновений с айсбергами на глубине даже 200 метров, количество смятых рубок, оторванных антенн. Кроме того, для безопасности боевые службы подо льдом выполнялись только в условиях полярного дня. Причина объяснялась просто: в темноте нельзя было использовать основное средство разведки – телекомплекс, позволявший оценить структуру ледяного покрова, расщелины, промоины. Командование это не устраивало. Требовалось, чтобы наши корабли были готовы выполнить поставленные задачи в этом районе круглосуточно, а это непросто. Ведь для применения оружия надо найти тонкий лед, взломать его, очистить палубу, открыть крышку, чтобы ракеты вышли... Все – по сигналу... И вот чтобы определить фактическую боеспособность к пуску в Арктике ночью, главкомом ВМФ Горшковым было принято беспрецедентное решение – отправить на боевую службу ракетоносец по всему периметру Северного Ледовитого океана в темное время. Пройти маршрут поручили моему экипажу как наиболее технически подготовленному.
Сосулька – 90 метров
– Знаю, что плавание проходило в экстремальных условиях. С какими трудностями пришлось столкнуться?
– Поход продолжался с конца октября до середины декабря 1982 года. На борту 142 человека. Нам предписывалось всплыть во всех арктических секторах – советском, норвежском, американском, канадском и датском. Никогда не забуду, как из-за большой толщины льда в канадском секторе не могли подняться 17 дней. Ищем «дыру» – и не можем найти. Когда шли вдоль Гренландии, лед доходил до 25 метров толщиной, а сосульки длиной до 90 метров. Такой сталактит очень опасен. Он может повредить прочный корпус лодки, а если удар придется на ракетную шахту, есть риск разгерметизации и взрыва. Верная гибель! Можно и без винтов остаться – тоже никто не спасет.
– Сколько же раз лодка поднималась на поверхность, и как это выглядит в реальности?
– Подъем в этих условиях шел со скоростью двадцать сантиметров в минуту. С глубины восьмидесяти метров примерно два с половиной часа. И вот представьте – все напряжены, люди работают, как единый механизм, приборы показывают ровную поверхность – и вдруг неожиданное препятствие. Значит, снова погружаешься – и все сначала. А ведь это махина 150 метров в длину и высотой с девятиэтажный дом. Поэтому не скрою, когда вернулись на базу и водолазы не обнаружили на корабле никаких вмятин – был доволен. В общей сложности мы всплывали 14 раз. Впервые был отработан целый ряд приемов, получены уникальные данные, которые затем были заложены в тактические приемы и оперативные расчеты.
– Вы говорили, что когда поход начинался, за ним следили даже в руководстве страны. Как получилось, что после окончания о героической команде напрочь забыли, а вас вычеркнули из списков?
– Вмешалась большая политика. Пока мы плавали подо льдами, умер тогда руководивший страной Брежнев, и всем стало не до нас. В качестве награды на экипаж выделили две машины – «Москвич» и «Жигули». «Москвич» никто не хотел покупать, и мы уговорили одного мичмана, одолжив ему деньги. Также нам выдали талоны на ковры и хрусталь, которые нужно было «отоварить» в Военторге. Вспомнили о подлодке только через полтора года. 12 человек из экипажа получили ордена и медали с формулировкой «за освоение новой техники». Меня в списках не оказалось, но я не расстроился. В 1983 году уехал на учебу в Академию.
– Вы возглавили еще одну историческую экспедицию – к Северному полюсу, где подводники водрузили Андреевский флаг и российский триколор. Это тоже было сделано впервые?
– Да, в 1994-м. Поход посвятили 300-летию Российского флота. Мы подгадали, чтобы всплыть как раз к 28 июля, Дню ВМФ. Отправили оттуда телеграмму Верховному главнокомандующему. Кстати, без курьеза не обошлось. Когда поднялись, до льда оказалось метров восемь. Как добраться? Хорошо, что взял с собой из дома резиновую лодку. На ней знаменная группа и отправилась на макушку Земли. Правда, я забыл весла, так что пришлось грести лопатами.
Протиснуться в щель
– У вас было семь арктических походов. Также вы дважды руководили переброской ракетных крейсеров с Северного на Тихоокеанский флот. А правда, что вы протискивали лодку едва не в щель, между льдами и грунтом? Как такое возможно?
– В этом переходе нужно было пройти мелкое Чукотское море. Там есть желоб Геральда, где максимальная глубина – пятьдесят метров. По сути – просвет, где сверху – лед с сосульками, снизу – дно со сложным рельефом, посередине – лодка высотой семнадцать метров. И необходимо так вписаться, чтобы ничего не зацепить. Я провел корабли по этому узкому месту дважды. А всего подо льдами находился свыше 270 суток, ну а под водой – более семи лет.
В 1995-м мне присвоили звание Героя России. Золотую звезду под номером 105 вручал Борис Ельцин, тогда президент страны. Кстати, это был последний раз, когда в Кремль на церемонию разрешили прибыть с кортиками. Затем с оружием пускать перестали.
– Служба на подлодке – одна из самых опасных в мире. Десятки человек неделями находятся на большой глубине, в замкнутом пространстве... Как в таких условиях сохранять работоспособность и нервную систему?
– Здесь главное – ответственность, ведь все на виду. Экипаж должен стать единым монолитом, а члены команды – доверять друг другу. Без внештатных ситуаций, к сожалению, не обходится. В одной из боевых служб у меня четыре раза попадала вода и трижды что-то загоралось. Но задача командиров всех степеней, чтобы люди были грамотными, готовыми к неожиданностям, а оборудование неукоснительно работало. Нужно добиваться этого, не жалея времени и сил. Кто заступил на вахту, должен не сидеть, а смотреть на приборы. Буквально как ищейка вынюхивать, искать отклонение любых параметров. Если что-то произошло, надо не бояться сказать правду и не пытаться самому все исправить. А если обнаружилась поломка – сразу вызвать службы, обесточить, перейти на резерв. Не доводить до катастрофы, что, к сожалению, бывает. Ведь нет аварийности неизбежной. Начинаем разбираться – что-то недосмотрели, нарушили.
– Как бы вы со своим опытом сейчас оценили состояние наших подводных сил?
– Считаю, мы на правильном пути. О людях сегодня заботятся: серьезно повысили жалованье, обеспечивают жильем. В 90-е, когда я служил, армия и флот попали в тиски разрухи и безденежья. По 4-5 месяцев не платили зарплату. Ко мне, командиру, приходили матросы: «Умерла мать, дайте денег, чтобы поехать на похороны». Теперь с этим покончено. Также раньше у нас было около 200 атомных подводных лодок. Сейчас меньше, но в современной войне все решает не количество, а качество. Даже единственная атомная подлодка – могучее оружие в руках государства, серьезнейший фактор ядерного сдерживания. И если полетит только одна ракета, последствия могут быть непредсказуемыми. Думаю, это хорошо понимают и политики, и военные. У нас одна Родина, и надо уметь ее защищать.