Истории троллинга от великих писателей-классиков
Писатели — такие же люди, как все, только литературно одарённые или даже гениальные. Некоторые из них обожали подшучивать над друзьями, незнакомцами, родными и литературными критиками. В наше время эти писатели могли прославиться даже как заслуженные тролли.
Кисейный барин Александр Пушкин
Я об этом эпизоде рассказывала в одной из тем о Пушкине. Самый скандальный розыгрыш Александр Сергеевич Пушкин устроил во время своей ссылки на юг, в Екатеринославе (ныне украинский город Днепр, в советское время — Днепропетровск). Губернатор Шермот не смог упустить случая и пригласил уже прославленного поэта на обед со всем местным дворянским цветом.
Не очень любивший чиновников и власть имущих, Пушкин заявился на обед в кисейных, прозрачных почти как полиэтилен панталонах, безо всякого нижнего белья и даже не прикрыв срам полами рубашки. Общество было потрясено. Ничего странного не замечала только хозяйка дома, очень близорукая госпожа Шемиот. Другая дама, госпожа Фадеева, тихо посоветовала ей увести юных дочерей из гостиной.
Александр Пушкин - любитель острых шуток.
Хозяйка сначала совсем не хотела верить в кисейные панталоны поэта и уверяла, что Фадеевой кажется и панталоны у Пушкиным самые обыкновенные, только бежевые. Но, присмотревшись, всё же увела дочерей, а Пушкин весь вечер вёл себя как ни в чём не бывало.
По счастью, Шериот оказался немстительным, и поэт никак не пострадал за свою выходку.
Бомба от Чехова
Владимир Гиляровский катает в тачке Антона и Михаила Чеховых. Рядом стоят А. Долженко (родственник Чеховых) и Иван Чехов. Мелихово, 1892 г.
Как-то Чехов вместе с журналистом Гиляровским купили солёный арбуз, завёрнутый в толстую серую бумагу. Но бумага стала мокнуть, едва Чехов взял покупку в руки. Было холодно, от мокрого арбуза моментально замёрзли пальцы. Гиляровский взял у него арбуз, но тоже не смог держать долго. Положить же было совершенно некуда, и Гиляровский, в конце концов, сказал, что сейчас арбуз выбросит.
Чехов возразил, что не стоит выкидывать, когда можно отдать полицейскому, пусть ест. Гиляровский подозвал городового и, когда тот подошёл, протянул ему арбуз со словами: «На, держи, только осторожнее…» Журналист хотел предупредить, что арбуз протекает, но Чехов его опередил, драматично прошептав: «... осторожнее, это БОМБА! Неси её в участок!»
Чехов вообще шутил много и часто.
У бедного полицейского от ужаса застучали зубы, но он осторожно взял арбуз и понёс его нежно, как младенца, в сторону участка. Остаётся надеяться, что шутку быстро разоблачили, иначе много людей перепугалось в тот вечер зря.
Антон Чехов осторожно относился к очень серьёзным людям: «Если шуток не понимает — пиши пропало». Чехов часто над всеми подшучивал и сочинял смешные клички — даже себе. Отсюда вышли в свет многочисленные его псевдонимы. Несмотря на своё популярное прозвище «Антоша Чехонте» он отмечался как Шиллер Шекспирович, Крапива, Врач без пациентов, Шампанский, Человек без селезёнки и Гёте. У Чехова насчитывается более 50 псевдонимов. Главной задачей псевдонимов было не только интриговать и веселить читателей, но также дать ему возможность отгадать автора того или иного юмористического рассказа.
Не самый удачный розыгрыш Максима Горького
Один раз Максим Горький, считавший разгромные статьи одного из своих постоянных критиков очень несправедливыми, попросил Владимира Ходасевича помочь ему этого критика разыграть: напечатать в журнале «Беседа» два рассказа Горького, но один из них — под фамилией «Сизов». Горький хотел поймать критика на то, что тот опять изругает известного писателя и похвалит его же рассказ, но под другой фамилией. В результате критик разгромил обоих авторов.
А вот приехавший в гости Андрей Соболь, прочитавший те же рассказы, Горького очень расхвалил, а потом добавил: «А вот какого-то этого Сизова напрасно вы напечатали. Дрянь ужасная». Позже Горький попросил Ходасевича не объяснять Соболю, что это за Сизов такой: «А то мы будем стыдиться друг друга, как две голые монахини».
Не всякий розыгрыш удаётся, у Горького вот очень не удался.
Ги де Мопассан - не только блудодей, но и людоед
Как-то французский романист Ги де Мопассан, известный, кроме литературы, в основном своей неуёмной похотью, выпросил у знакомого доктора только что ампутированную человеческую ногу. Эту ногу он потом показал гостям, сказав, что велит сейчас пожарить мяса — и отослал на кухню.
Позже на стол действительно подали жареного мяса. Пока Мопассан ел и нахваливал, сообщая, что это, мол, ни на что не похоже, гости с трудом боролись с тошнотой и пытались сообразить, сдавать ли известного писателя в клинику для умалишённых или пока он специально на мясо людей не расчленяет, можно простить такие странности. Потом, конечно, оказалось, что ногу похоронили, а на стол подавали свинину.
Ги де Мопассан с собакой и без усов.
Некрологи, которых не было
Марк Твен обожал писать в разные газеты статьи с опровержениями слухов о своей смерти (слухов, заметив, о которых никто слыхом не слыхивал). Эта шутка так замучила редакторов, что они стали добавлять в конце сообщения «к сожалению».
Напрасные поиски
Однажды ночью в апартаменты Бальзака проник вор и стал взламывать замок в ящике письменного стола — в таком месте часто держали деньги. Вдруг в темноте раздался смех.
— Любезный, вы зря рискуете, пытаясь в ночи найти то, что мне не удается найти даже при свете дня, — сообщил, не пытаясь даже пошевелиться, писатель. Сконфуженному вору пришлось уйти. Кстати, не факт, что украсть было нечего, но Бальзак очень уж искренне веселился.
Ода генералу Гранту
Марка Твена пригласили на банкет в честь генерала Гранта и попросили произнести речь. Речь вышла не такой уж торжественной:
— Будущее Соединенных Штатов лежит пока в трех или четырех миллионах колыбелей.
В одной из них находится младенец, который в один прекрасный день станет великим полководцем. Сейчас, возможно, он предпринимает стратегические усилия, пытаясь запихнуть себе в рот большой палец ноги. 56 лет назад генерал Грант пытался предпринять такую же операцию...
Тем же вечером Твен записал в дневнике: «Представлен генералу Гранту. Я сказал, что счастлив с ним познакомиться, он сказал, что не может похвалиться тем же».
Твен был шутником, так что речь ему доверили произносить зря.
Бунина-то убили!
Как-то Чехов, уже очень больной, гулял с Буниным по вечерней Ялте. Проходя мимо одного дома, писатели заметили два женских силуэта. Увидев их, Чехов громко, нарочито удивлённо сказал:
— Вы слыхали, Бунина убили?! Зарезали у одной татарки!
Бунин открыл было рот, но Чехов тут же зашептал:
— Молчите! Завтра об убийстве Бунина будет говорить вся Ялта!
Что ж, Ивану Алексеевичу оставалось радоваться, что он услышал сплетню про себя самым первым.
"Шоуизмы"
Ирландский драматург Джордж Бернард Шоу писал о себе: «Знаменитый Джи-Би-Эс (так его по инициалам называли друзья и коллеги – Авт.) не более реален, чем страус из пантомимы… существо уникальное, фантастическое, нетипичное, неподражаемо, несносное, в больших дозах непереносимое, абсолютно ни на что не похожее, безнадежно неестественное…»Шоу любил пошутить, позднее его шутки даже получат оригинальное название – «шоуизмы». Однажды к нему обратился некий молодой человек: «Так это вы знаменитый юморист? А правда ли, что ваш отец был портным?» - «Да, это так». «А почему вы не стали портным?» «Трудно сказать, - ответил Шоу. - Предназначение, а может просто каприз. Вот, например, ваш отец, кажется, был джентльменом?». «Конечно!» – кивнул молодой человек». «Почему же вы им не стали?»
Шоу был высок и худ, а его современник - мыслитель, писатель и журналист Гилберт Кит Честертон - непомерно тучен. Однажды они случайно встретились у общих знакомых и разговорились. «Ваш вид таков, - заметил Честертон, - что можно подумать, будто в Англии голод». - «А посмотришь на вас, мистер Честертон, - и поймешь, кто тому причиной…»
У Шоу не было недостатка в поклонницах таланта. Как-то на званом обеде одна знатная дама обратилась к драматургу с довольно странным предложением: «Все говорят, что вы необыкновенно умны, а я – признанная красавица. Может быть, нам стоит завести детей? Они будут красивы, как я, и умны, как вы. Что скажете?» «А вдруг получится наоборот?» – улыбнулся Шоу.
Лев Толстой, несмотря на то что его никак нельзя было назвать шутником, юмор всё же любил. Однажды, беседуя с молодыми писателями, Толстой укорил их в нежелании работать должным образом. На что получил ответ, что их не хотят печатать. Писатель решил всё проверить лично и пошёл в редакцию известного журнала. Редактор не узнал в одетом по скромному старику великого писателя, а подумал, что это очередной новичок и посоветовал: «Вы уж лучше бумагомарание бросьте, — В ваши лета это поздно. Кстати, а раньше вы что-нибудь публиковали?». На что Толстой ответил: «Да, знаете, написал кое-что — «Войну и мир», «Анну Каренину»…
Как-то раз в Туле ставили пьесу «Плоды просвещения», написанную Толстым для своих приближённых. На спектакль писателю дали почетное приглашение. На этот раз он опять же решил скромно одеться исходя из своей философии, в обычную деревенскую одежду: но в театр его в таком виде не допустили. Швейцар пожелал ему убраться прочь.
Писатель возражать не стал и решил усесться рядом с заведением. Через некоторое время к театру подъехал местный начальник. Когда он увидел Толстого на лавочке, то удивился и поинтересовался, почему он здесь сидит.
Толстой ответил: «Сижу». И, надсмехаясь, объяснил: «Хотел посмотреть свою пьесу, да не пускают…». Организаторы вечера страшно смутились, и можно только представить, какой наказание получил швейцар.
Сергей Есенин
После очередного прочтения стихов, к Есенину как-то пришла невысокая женщина, лет сорока, ничем особенно не отличающаяся от других. Она назвала свою фамилию: «Брокгауз». Поэту тут же представился известный словарь Брокгауза. Потом женщина с улыбкою на лице сообщила, что она является племянницей великого составителя. Есенин решил пригласить её к себе.
Немного позже друг спросил у него, для чего он позвал с собой эту некрасивую и не очень умную Брокгауз. На это Есенин ответил: «Знаешь, все-таки… Племянница словаря!».
Неудавшийся розыгрыш
В Тбилиси с Сергеем Есениным случалось множество нелепых историй. Поэт Георгий Леонидзе кое-что помнил об этом. "Захожу к нему раз вечером в гостиницу "Ориант". Он был один, печален, но при виде меня вскочил и крикнул мне возбужденно: "Гогла, я вызываю тебя на дуэль! Называй секундантов!" — "В чем дело, почему?" — "Не волнуйся, будем стреляться холостыми, а на другой день газеты напечатают, что дрались Есенин и Леонидзе, понимаешь? Разве не весело?"
Но разыграть газетчиков, охотящихся за Есениным так и не вышло, поскольку никто не хотел быть участником шутливой дуэли.
Владимир Маяковский
Однажды Владимир Маяковский выступал на очередном диспуте. Главной темой для обсуждения стал пролетарский национализм. Маяковский объяснил, что он человек мира: среди русских чувствует себя русским, среди грузин — грузином.
Один шутник из зала посмел выкрикнуть: «А среди дураков?» Маяковский не растерялся и ответил: «Среди дураков я впервые».