Гурченко спасла честь Басилашвили, когда тому случайно набили морду

И другие невыдуманные истории, случившиеся с Никитой Михалковым на съемках

Среди киношников ходит такой анекдот.

Михалков говорит Путину:

- Владимир Владимирович, всю жизнь я играл царей, а теперь вот хочу сыграть вас.
- Для этого вам придется сбрить свои знаменитые усы.
- Нет. Это вам придется их отрастить.

Ниже мы собрали не менее забавные, но реальные случаи, которые происходили с «мохнатым шмелем» на съемочных площадках.

В книге «Безбилетный пассажир» Георгий Данелия вспоминал, что Никита попал в его фильм «Я шагаю по Москве» по протекции автора сценария Геннадия Шпаликова, дружившего с Андроном. Поначалу Данелия отказывался снимать блатного пацана: он казался ему слишком мелким для роли молодого рабочего-метростроевца. Но за время написания сценария парень явно возмужал.

А через пять дней после старта работы над картиной начинающий артист Михалков пришел к Данелии и нагло потребовал, чтобы ему платили по 25 руб. в день! Притом что средняя зарплата в СССР в 1963 году не достигала и 83 руб.

Иначе, дескать, сниматься не будет.

- Лика Ароновна, - тут же обратился режиссер к ассистентке, - вызови парня, которого мы до Михалкова пробовали. И спроси, какой у него размер ноги, - если другой, чем у Никиты, сегодня же купите туфли. Завтра начнем снимать его!

- Но вы же меня пять дней снимали. Вам все придется переснимать! - занервничал Никита.

- Это уже не твоя забота. Иди, мешаешь работать, - отмахнулся Данелия.

- Георгий Николаевич, - взмолился бузотер, - это меня Андрон научил! Сказал, что раз уже неделю меня снимали, то у вас выхода нет...

С этого момента «юная звезда» засунула язык в одно место, и никаких подобных эксцессов не возникало.

Играя проводника Андрея, любовника главной героини Веры в «Вокзале для двоих», Михалков шокировал всю киногруппу своей импровизацией. Во время съемки сцены в ресторане он избивает Олега Басилашвили на глазах у многочисленных свидетелей, приговаривая: «Ты что наделал, а? Я тебя дыни оставил охранять, а ты что наделал?» Ничего подобного в сценарии не было. Однако в итоге зрители вполне могли бы разочароваться в пианисте Платоне Рябинине, посчитав, что тот слабак. Выход нашла Людмила Гурченко. Она предложила, чтобы Рябинин подошел к Вере и тихо спросил: «Тебе очень стыдно за меня, да?» Идея была в том, что Вера будет любить его любым - слабым или сильным.

На съемках фильма Михаила Калатозова «Красная палатка», где начинающий Михалков сыграл полярного летчика Бориса Чухновского, наш герой едва не погиб.

- Когда мы отправились в Арктику, то все артисты получили задание от своих жен, матерей, тещ, детей - привезти шкуру белого медведя, - вспоминал актер и бард Юрий Визбор. - Белый медведь - вымирающий вид. Стрелять в него нельзя. Кроме того, выяснилось, что это дикий, злобный зверь, который нападает на человека неспровоцированно.

Мы больше месяца проработали на Земле Франца-Иосифа, и однажды два наших гигантских корабля оказались прижаты большим ледовым полем к северной оконечности острова Джонсона. В районе пяти часов утра я вышел покурить на верхнюю палубу. Тишина, туман, безветрие. Бросил сигарету вниз - и вдруг увидел, что стоит внизу медведь. Самец килограммов на пятьсот. Смотрю, что наш трап лежит на льду. Ну, не дай бог, скотина заберется. Побежал, подвинул трап, поднял его на место и бросился за фотокамерой в каюту. Ребятам говорю, что, дескать, медведь. Кто мог стоять на ногах после выпитого побежали наверх, в том числе Михалков. Он выскочил, видит, что действительно медведь. Куда-то скрылся и вдруг через минуту выходит с открытой банкой сгущенки и спускается на трап. Медведь стоял к нему спиной и не видел Михалкова. Но Никита, не будь дурак, прошел метров двадцать, поставил эту банку на лед. В это время медведь на него обернулся. Положение, скажем так, было очень нервное, потому что медведь был гораздо трезвей, чем Михалков. Зверь совершил первый прыжок. Мы потом замеряли - прыжок был девять с половиной метров. Никита - на трап, медведь - за ним. Но соскользнул когтями. В общем, мы едва не лишились своего боевого товарища.

На съемках «Обломова» многие члены киногруппы, в том числе маститые актеры, почувствовали на себе жесткий характер Никиты Сергеевича.

- Чтобы держать дисциплину, Михалкову приходилось быть диктатором, - рассказывал актер Авангард Леонтьев. - На моих глазах он уволил водителя автобуса - тот был пьян после работы. За него ходили заступаться коллеги - ничего не помогло. Да и второго режиссера жестко распекал за этот грех. Конечно, он диктатор! Недаром его постоянный ассистент Тася, знаменитая, легендарная Тася, которую знает весь «Мосфильм» (она работала еще с Сергеем Бондарчуком на «Войне и мире»), зовет его «маршал».

Но чтобы помочь актеру, Михалков мог пойти на совершенно неординарные ходы. Например, Елена Соловей в одной из сцен «Обломова» должна была плакать в три ручья. Чтобы помочь ей привести себя в соответствующее настроение, Никита приказал привезти динамики в лес, где снималась сцена, и пустить фонограмму «Ромео и Джульетты» Чайковского. Музыка очень драматичная, эмоциональная. Она гремела на весь лес и все окрестные деревни. Соловей разрыдалась без проблем.

А после одного из конфликтов с Олегом Табаковым пришлось даже отменить съемку. Эпизод был снят только на следующий день.

На главную роль в фильме «Родня» Михалков рассматривал только Нонну Мордюкову. Но кокетливая и молодящаяся актриса поначалу отказывалась играть списанный с тещи автора сценария Виктора Мережко образ: ходить перед камерой в колхозных платьях и кофтах с металлическими зубами и химической завивкой. Кричала Мережко: «Ты шо, паразит, со мной делаешь?.. Та не, это не может быть, пошел на хер, все, я поехала. Нехай Римма Маркова снимается!» А когда Виктор шепнул, что Михалков действительно будет пробовать Маркову, уступать подружке-сопернице яркую роль не стала. И, поломавшись для вида, согласилась.

На съемках финальной сцены на вокзале, когда героиня Мордюковой ищет в толчее мужа Вовчика, она серьезно разругалась с Михалковым. Режиссер требовал от кинозвезды полной отдачи: сыграть смятение, граничащее с полным крушением надежд. А Нонна Викторовна вместо того, чтобы готовится к сложному эпизоду, потягивала в вагончике винцо с той же Марковой, приехавшей ее навестить. Режиссер узнал об этом и коварно отомстил.

- И вот Никита, лапочка моя, «приступил к получению» такого выражения моего лица, которого не было у меня еще ни в одном фильме, - вспоминала Мордюкова. - Чемодан неподъемный вручил и гонял туда-сюда. Снова, снова и снова дубли. Чувствую, что ему с крана виднее и что-то не нравится. Кричал мне: «Ну что, бабуль, тяжело? А? Не слышу! Подложить, может, еще камней в чемодан?» - «Мне не тяжело!» - срывая связки, ору ему в небо. - Давай снимай!» - «Нонна Викторовна! Делаю картину я. Могу слезть и показать вам, как нести тяжесть и в это же время искать свою надежду, своего мужа Ваню… Где ты, Иван?» - «Здесь я!» - с готовностью кричит Ваня Бортник. - «Вы видите его, народная артистка? Или вам уже застило? Да, трудно бабушкам играть такое...»

После такого диалога Нонна Викторовна не на шутку взбрыкнула и в слезах убежала с площадки. А какое-то время общалась с Никитой через оператора. Бурное примирение состоялось при всей группе только после окончания съемок.

Рассказывают, что однажды Никита Михалков был вызван на ковер к одному высокому чиновнику Госкино для разговора о своем очередном фильме, который никак не хотели выпускать на экраны в полном виде. Как только речь зашла о сокращениях и купюрах в картине, Никита молча извлек из кармана пиджака черную повязку, какие надевают во время официальных похорон, и стал прилаживать ее себе на руку.

- Это еще что такое? - раздался недоуменный окрик.

- Как что? - отозвался Михалков. - Вы ведь собираетесь хоронить мой фильм, не так ли? Для этого все сюда и пришли... Я хочу, чтобы это проходило по официальной форме, как положено. Для меня это событие траурное...

Чиновник улыбнулся и сменил гнев на милость. Шутка сработала!

Павел Лебешев - знаменитый оператор, снявший многие фильмы Никиты Сергеевича, на площадке матерился как сапожник. Даже в присутствии маленьких детей. И чтобы остановить поток сквернословия, Михалков стал его штрафовать на рубль за каждое нецензурное слово.

Прошло несколько дней, и Павел вообще замолчал. Деньги закончились, а без мата он общаться не мог. Тогда Никита махнул рукой на эту свою затею - перевоспитать Лебешева. - В конце концов, для кинооператора - небольшой грех, - смеялись коллеги.

В «Сибирском цирюльнике» партнершей Даниэля Ольбрыхского стала такса Дуся. В сценарии ее не было, но на пробах Михалков внезапно решил, что у польского актера, играющего обрусевшего поляка Копновского, должна быть собака. Кинолог «Мосфильма» Виктор Зуйков притащил на площадку Дусю.

- Ольбрыхского в Москве поселили в «Президент-отеле», - делился Зуйков. - И я привез Дусю на рандеву: перед съемками нужно было установить контакт. Собаку поначалу не хотели пускать: на днях пес японских туристов схрумкал в номере полкресла. Ольбрыхский рассказал, что дома у него живет йоркширский терьер, и Дуся ему понравилась сразу. Таксу оставили на ночь в отеле - она там спала в постели под одеялом у Даниэля. А когда снимали эпизод на Белорусском вокзале, и Михалков, увидев Копновского-Ольбрыхского в пальто с каракулевым воротником и котелке, бросил взгляд на сиротливо стоявшую неодетую Дусю, срочно дал указание собаку одеть так же. Назавтра Дусе сшили роскошное драповое пальтишко с воротником и котелок со специальными отверстиями для ушей. А еще кожаные ботинки. Единственным осложнением Дусиной кинокарьеры была течка. Как назло, она потекла в первый же съемочный день. В срочном порядке мы кинулись разыскивать по всему городу специальные собачьи трусы с прокладками - ведь по сценарию Копновский чуть ли не постоянно держит Дусю на руках…

В студенческие годы во время летних каникул Никита вместе с другом Евгением Стебловым снялся в фильме «Перекличка». Киногруппа отправилась в экспедицию в белорусский город Борисов.

- Директором фильма был Николай Миронович Слезберг, бывший хозяин фирмы «Тульские самовары». Высокий, похожий на генерала де Голля, носил французские костюмы, говорил тонким голосом, - вспоминал Стеблов. - Репетиция в номере у режиссера Храбровицкого. Даниил Яковлевич, оператор Юра Сокол, Никита Михалков и я. Спрашиваю режиссера: «Что вы хотите здесь, в этой сцене?» Он объясняет. Стук в дверь. Входит Слезберг. В руках у него несколько досье из картотеки «Мосфильма»: «Извините, Даниил Яковлевич, Юра, Женя, Никита, я вот что. Городишко тут маленький. Девчонки провинциальные. А бульбашки - они очень рано развиваются. Думаешь, ей девятнадцать, а ей четырнадцать…» - «Вы что, Николай Миронович, мы репетируем. Какие бульбашки?» - заводится Храбровицкий.

Николай Миронович продолжает о своем: «Я же говорю: думаешь, ей двадцать пять, а ей пятнадцать, а это подсудное дело. А тут вот есть по девять пятьдесят, есть по десять пятьдесят, даже по одиннадцать пятьдесят за съемочный день…» - «Вы что, так сказать, какие одиннадцать пятьдесят, какие девчонки? Я не понимаю, так сказать!» - багровеет Храбровицкий.

Николай Миронович невозмутим: «Я же говорю, городишко маленький. Думаешь, ей девятнадцать, а ей - сами понимаете. А тут вот свои штатные на зарплате…»

Мы с Никитой и Юра еле сдерживаемся, чтобы не разрыдаться от смеха. Однако действительно, борисовские юные девчонки не оставляли нас своим вниманием. Бывало, вернувшись под утро с ночной смены, я или Никита, открыв ключом дверь своего номера, обнаруживали в нем незнакомку. «Как вы сюда попали?» - «Ой, извините, я комнату перепутала…»