Почему Ленин желал России поражения в Первой мировой

26 июля 1915 года Владимир Ленин опубликовал статью «О поражении своего правительства в империалистской войне», где желал России проиграть в Первой мировой. На первый взгляд, звучит диковато – неужели вождь большевиков и правда, как говорят многие, был агентом германского генштаба? Или он все-таки вел свою игру? Сама статья изобиловала малоприятными для любого патриота (причем любой страны) пассажами о недопустимости даже обороны Отечества. Но самым интересным было даже не это, а ее тон – Ленин, будучи ультралевым политиком, спорил не с патриотами, а с другими, лишь чуточку менее радикально левыми деятелями, чем он сам. Доказывая им, что фиговым листком промежуточных лозунгов «ни побед, ни поражений» прикрыться у них не получится. «Царское правительство было вполне право, что наша агитация – единственный образец в Интернационале не одной парламентской оппозиции, а действительно революционной агитации в массах против своего правительства – что эта агитация ослабляла «военную мощь» России, содействовала ее поражению. Это факт. Неразумно прятаться от него», – писал Ленин. То есть речь идет не о том, чтобы коварно и хитро распылить среди рабочих яд пораженчества, а о том, чтобы лобовой атакой пробить неуверенность своих же, лишь немного менее ультралевых, соратников из других партий. И что характерно, таким Ленин был всегда – самым прямолинейным и последовательным, радикальным и идущим до конца. Именно из-за этой последовательности и радикализма ему и его партии удалось собрать вокруг себя самых решительных людей – и в итоге прийти к власти. Такой образ действия не вяжется с приписываемой Ленину легендой «агента германского генштаба». Открытый, последовательный и в итоге добившийся успеха радикал, во-первых, не может по-настоящему находиться под чьим-то контролем – его попросту нечем приманить, все золото мира для него не значит совершенно ничего. Во-вторых – такую самонаводящуюся на собственное правительство торпеду попросту нет смысла вербовать – надо просто не мешать ему делать то, что он делает. Не нужен никакой заговор там, где все и так открыто осуществляется. Хитрый план Расчет большевиков был на то, что развернувшийся в Европе гигантский и яростный конфликт невиданных доселе масштабов в итоге надорвет ввязавшиеся в него государства и обнажит противоречия внутри обществ. За этими обострениями должен был последовать всеевропейский взрыв, который бы смел буржуазный и империалистический порядок с лица континента. Простой и понятный принцип «чем хуже – тем лучше», без которого не может осуществиться любая (подчеркну – любая, а не только ультралевая) революция. Для левых радикалов при этом было очень важно, чтобы никто из них не поддерживал свои правительства. Иначе это привело бы к поражению лишь одной стороны, а Ленин видел «идеальный вариант» в том, чтобы восстания плюс-минус одновременно случились везде, создав хаос и открыв социал-демократам дорогу к власти. Именно поэтому вождь большевизма так упирал на идею превращения «империалистической войны в гражданскую». И не прятал это под сукно, а проговаривал, проговаривал и еще раз проговаривал. Ленину нужен был не хаос сам по себе, а хаос, который можно было использовать. А для того, чтобы его использовать, надо было иметь ультралевые «партии-ордена» идеалистов-фанатиков по всей Европе. В нужный час они бы смогли овладеть гневом взбунтовавшихся масс и повести их в новое будущее. Собственно, именно на неравномерности успехов революционеров в Европе идеи Ленина и погорели. А ведь почти получилось Но в конце 1910-х годов этот крах еще не был очевиден. В Германии случилась Ноябрьская революция 1918 года, оформившая назревавшее по сугубо материальным причинам поражение Второго рейха в войне. Советские республики расцветали одна за другой – Баварская, Венгерская и даже Персидская. Причем в той же Баварии авторитет Москвы был выше, чем в самой Москве – цитаты Ленина и «опыт русских товарищей» были лучшими аргументами в политических спорах между захватившими власть революционерами. В армиях формально победившей Антанты зрели бунты. Революционный хаос из России и Германии перебросился и туда – французы отказывались идти в бой. Жесткими мерами порядок удавалось наводить, но было ясно – если продолжить воевать хотя бы в четверть силы, бабахнет на всю Европу. Вооруженные силы просто превратятся в обезумевшую, руководимую лишь ненавистью к собственным офицерам и государствам, толпу. Именно поэтому многочисленные интервенты, оккупировавшие Россию в годы Гражданской войны, так и не смогли нанести серьезного удара по большевикам – и в итоге были вынуждены с ними договариваться. Им не хватало уверенности, что в случае крупномасштабных боевых действий ситуацию удастся удержать под контролем. Проблемы начались именно тогда, когда стало понятно, что молодая Советская Россия все-таки выстоит. Потому что в этом качестве она оказалась одинока. Расчеты на мировую революцию, что полыхнет в силу удачно сошедшихся для ультралевых сил обстоятельств, не оправдались. Да, в межвоенный период в Европе были сильны левые движения, возникали бунты и гражданские войны. Но Европа удержалась на канате – во многом за счет национальных чувств, апелляции к наследию предков, вере, культуре – в глобальном итоге, к идее нации, противостоящей большевистскому интернационализму. К этой идее был вынужден частично вернуться даже Советский Союз – без нее он бы просто не выстоял в жесточайшем испытании Второй мировой войной. Национализм победил интернационализм перед лицом ультралевых идей сотню лет назад. Окончательно ли? Конечно, нет. Мы живем как раз в то время, когда вовсю развернулся обратный процесс – идеологией мира вновь стала глобализация. Разговоры об отличиях одних от других, о национальности, о вере, о предках, о патриотизме – все менее слышны. «Антитела» к левым идеям были сознательно задушены во имя прибыли, чтобы вывести стандартизованного «идеального потребителя». Но мир, который рисуют нам глобальные корпорации, если они победят, будет похож на что угодно, только не на социальный рай. О жалобах работников Amazon, которые даже не могут толком посетить туалет во время рабочего дня, слышали все. В мире свершившейся глобализации люди будут работать больше, а получать меньше. Это предоставит отличные шансы новым ультралевым, этим последователям Ленина из эпохи наступающего киберпанка. А так как современный капитализм в ряде стран уже почти уничтожил национальные чувства и национальный образ мышления, прийти к власти этим левым будет гораздо проще. И когда это случится, капитализм пожнет то, что сам и посеял. Источник