stvsprnmtndkvtn
В наше время выражение “надел корону” применяется налево и направо, а это неправильно. Сегодня, в отсутствии в обществе общей генерализующей идеи, которой можно посвятить жизнь, как это было в советское время, каждый пытается поднять на пъедестал собственную личность, и неудивительно, что самовлюблённость стала общим местом. Однако, от просто самовлюбённого человека до беззаветно почитающего себя носителя королевских регалий — долгая и тяжёлая дорога. На мой взгляд считать по-настоящему надевшими корону можно только тех, кто дошёл уже до того, что начал путать свою административную роль с человеческими качествами и полагает, что всё уважение к нему, вся лесть, происходит не из его конкретного социального статуса, а из его личных достоинств — ума, решительности, профессионализма, и т. д.. И, соответственно, какую бы должность он не занимал, почёт и поклонение никуда не уйдут, а ему самому можно больше, чем простым смертным. Таковы и великие диктаторы, без которых развалится страна по мнению их подхалимов, и божки поменьше, заседающие на различных административных постах.
Расскажу три поучительные, на мой взгляд истории коронованных особ, закончившиеся печальным низложением.
В начале нулевых я служил в армии в одной из подмосковных дивизий. Наша часть делилась на три роты, и самой страшной была РМТО — рота материально-технического обеспечения. Она находилась на третьем этаже, дальше всего от штаба, и, видимо, потому, что дежурные офицеры поднимались по лестнице нечасто, там творилась всякая дичь. Истории об избитых там, о чуваках, сбежавших от издевательств, даже о паре повесившихся, были слышны постоянно. Там буйствовали деды — если наши требовали в качестве обязательного подношения сигареты “Пётр Первый” (сигареты у тебя должны были быть постоянно на случай, если деду захочется затянуться), то рмто-шные лютовали — кто просил “Мальборо”, кто популярный тогда, а ныне куда-то исчезнувший “More”. Самым жестоким и страшным дедом, о котором слава шла по всей части, был чувак по фамилии Туманов. Он был местным старшиной и главой всей дедовской банды. Курил он дорогущий “Парламент” — и попробуй не дай ему сигарету! Рассказывали, что одному солдату из-за какой-то мелкой провинности он пробил “лося” (удар по скрещенным перед лбом рукам), так что его увезли с сотрясением мозга, другого угостил такой “фанерой” (это когда бьют в грудь кулаком), что сломал бедняге два ребра. Он изводил свою роту на утренних прогулках, заставляя их оббегать всю дивизию, ходить лягушкой (это когда идёшь на корточках, больше 500 метров невозможно пройти), ползать по-пластунски в любую погоду. В изоляторе части у нас всегда лежали 5-6 рмто-шников, простудившихся на таких весёлых пробежках. У одного, помнится, нашли аж менингит, и впоследствии комиссовали. Когда в столовке дежурил наряд от РМТО, плохо было всей части. Тамошние деды устраивали пир с тушёнкой и жареной картошкой, а те, кто приходил на завтрак, получали водянистые щи или рагу из залежавшейся полусгнившей капусты.
Но всему приходит конец. Туманов, увольнения которого ждала вся часть, наконец, вышел за её ворота. Но, как вскоре оказалось, он уходил, чтобы вернуться. Видимо, дал сбой экстерриториальный принцип комплектования, поскольку выяснилось, что Туманов жил не где-то за тридевять земель в Саратовской области, а буквально в соседнем квартале с дивизией. И вот чувак начал еженедельно наведываться в часть, чтобы по старой привычке её обокрасть. Бесцеремонно зайдя на кухню, он щедро отсыпал себе картошки, лука, складывал в мешок увесистые банки сгущёнки и тушёнки. Подгадывал, понятно, под дежурство рмто-шников, боявшихся его как огня. Корона у чувака держалась крепко, говорили, что он хвастался, что будет ещё лет пять ходить в часть за продуктами. Видимо, надеялся на старую славу, которая станет переходить из уст в уста. Но эти надежды не оправдались. Деды посоветовались и поставили в наряд ребят из нового, уже летнего тогда призыва. Выбрали самых крепких и приказали им с Туманом не церемониться. Они и не церемонились: когда тот припёрся в следующий раз, те разбили ему рожу, надели на голову его же пыльный мешок и увесистыми пенделями проводили до выхода. Больше их величество официальных визитов родной части не наносили.
Вторую особу королевских кровей посчастливилось встретить лет пять назад на въезде на МКАД в районе Алтуфьевского шосее. Белый GLE её августейшества врезался в “Солярис”, создав небольшой затор. “Солярис” надо было убрать с дороги, но у него из-за проблемного аккумулятора не заводился двигатель. Менты почему-то не смогли прикурить его сами и остановили первую встречную машину (мою), прося оказать пострадавшему эту услугу. Рядом с водителем корейского автомобиля, суховатым молодым пареньком, бодро прыгала обильно размалёванная блондинка лет сорока, доказывая тому, кто тот есть по жизни. Выяснилось, что она начальница департамента в каком-то министерстве областного правительства, и это даёт ей пожизненной право не соблюдать правила дорожного движения.
Я не должен был никого пропускать, — подойдя, услышал я робкий голосок парня. — По правилам вы должны убедиться в безопасности движения, и только потом встраиваться в поток.
Ещё раз, — мерным грудным голосом втолковывала мегера. — Я начальник департамента, я никому ничего не должна и могу ехать как хочу. Ты обязан был посмотреть, какая едет машина. Видишь, что пропуск под стеклом? А марку машины видишь? У меня дорогая машина, а не твоё ведро, ты обязан пропускать.
Весёлый спор пытался прервать сотрудник ГИБДД, рассказывая даме, что она не очень права, и служебное положение не разрешает ей хамить на дороге. Но не помогло и цитирование буквы закона. Дама принялась допытываться о размере полицейского оклада и утверждать, что он не имеет право трактовать закон будучи “мелкой сошкой”. Лафу королеве подпортил аварийный комиссар, прибывший по вызову владельца Хёндэ. Мужчина в строгом костюме уверенным полубасом объяснил женщине всё про закон, и она почему-то тут же сникла и какой-то убитой, спотыкающейся походкой направилась к своему автомобилю…
Третью монаршую особу встретила моя родственница, работавшая в крупном институте. Учебную часть там возглавляла Аделаида Ивановна, бодрая старушка лет семидясяти. Эту должность она занимала около сорока лет, и корона успела не только вырасти на голове, но и пустить корни в головной мозг, нанеся тому тяжёлые повреждения, не совместимые с адекватностью. Старушка командовала подчинёнными как рабами. Заставляла отстёгивать от зарплаты некий процент “за право работать”, устраивала ежемесячные субботники у себя на даче (сотрудники должны были за свой счёт приезжать к ней и вскапывать грядки). В учебке работал её родной сын, тридцатилетний оболтус, постоянно попадавший в скандалы - то студентку ущипнёт, то облажается с отчётностью, так что переделывать её выходят в праздники все сотрудники.
Декан старушке благоволил и сидела она крепко, но с приходом нового руководителя зашаталась. Тот услышал все истории про обязательные дачные работы и т. д. , и устроил бабке нагоняй. Она пришла из кабинета белее мела, но всё-таки удержалась. Добила её другая история: один сотрудник получил в наследство квартиру, о чём опрометчиво проговорился при хитрой бабке. И та тут же приказала ему поселить в квартире своего недоросля-сына. Тот, как ни странно, покорно согласился, и великовозрастное чадо жило в чужом помещении почти год, не платя ни квартплату, ни коммуналку. Старушке этого было, однако, мало, она вызвала сотрудника и потребовала переписать на сынка жилое помещение под угрозой немедленного расчёта. Товарищ соотнёс размер зарплаты и стоимость хаты и собрался уже писать заявление на увольнение, но коллеги уговорили сходить к декану. Тот пошёл, вооружившись аудиозаписью разговора с оборотистой старушенцией. Начался скандал, бабку уволили со свистом, быстренько организовав ей прощальную вечеринку с тортиком за 500 рублей и чаем в пластиковых стаканчиках. Прощаться с ней не явился никто из сотрудников учебки, пришли только официальные лица из администрации. Тут-то, говорят, и проявилась вся глубина трагедии. Корона сидела на престарелой голове тяжело и прочно, и расставание с ней оказалось сопряжено с многочисленными конвульсиями. Старушка роняла слёзы на бумажное блюдечко и жаловалась на предателей-сотрудников. Она их, как выяснилось, взрастила и выкормила, а эти подлые негодяи посмели восстать против её доброй власти. Причём, бывшая начальница была убеждена, что без её участия учреждение развалится, никто не будет получать зарплату, все откажутся исполнять обязанности, и организация провалится в тар-тарары. Ещё несколько недель после увольнения старушка ходила на работу, пользуясь не истекшим пропуском, и пыталась командовать, игнорируя новое начальство. И поныне она звонит сотрудникам, рассказывая как им быть на рабочем месте, и убеждена, что не будь её, давно бы погибла организация.
Такие случаи, конечно, не единичны, но как со всем этим быть? Человеческий фактор во власти, выясняется, весьма неприятная штука, способная испортить жизнь очень многим. Лично мне нравится вариант, предложенный недавно кем-то из чиновников. Почему бы управленцев не начать постепенно менять на нейросети? У робота не вырастет корона, у него нет вороватых родственников и друзей детства, он не построит себе дачу и не заведёт виноградник во Франции. Как бы хорошо было сегодня не выцеплять чиновников, отвечающих за повсеместно отключающееся отопление, а жаловаться в нейросеть, которая собрала бы все случаи аварий и направляла бы туда бригады рабочих (а в будущем роботов), которая поддерживала бы инфраструктуру в хорошем состоянии постоянно, а не тогда, когда чиновник дядя Вася решил бы, что надо и к этой теме обратиться… И самих людей такое не травмировало бы — ведь обладатель той же короны — существо как ни крути больное, деформированное постоянным почитанием и реальность воспринимает неадекватно…