«Мир в душе – преддверие рая»
Какой, казалось бы, парадоксальный, но столь важный для жизни совет архимандрита Кирилла (Павлова) запомнился на всю жизнь, рассказал иерей Сергий Гришанов.
О том, почему смертельный, как тогда представлялось, диагноз в юности дал направление для дальнейшей жизни, о заочном «знакомстве» с будущей супругой через случайно найденную тетрадку с сочинениями, о духовных уроках встреч с разными людьми и о том, почему Бог не для всех приоткрывает что-то старцам, а также какой, казалось бы, парадоксальный, но столь важный для жизни совет архимандрита Кирилла (Павлова) запомнился на всю жизнь, рассказал в интервью клирик кафедрального Христорождественского собора Липецка иерей Сергий Гришанов.
Священство по обету
Отец Сергий, расскажите пожалуйста о вашем родительском доме, о семье.
– Мои родители – люди, с детства глубоко воцерковленные. Отец – протоиерей Василий Гришанов, священник Борисоглебской епархии, который духовно воспитывался на приходе Вознесенского храма села Бурдино. С детства он знал схиархимандрита Виталия (Сидоренко), который приезжал туда. Двоюродной сестрой папе приходится схимонахиня Зиновия (Киселева), одна из сестер бурдинской монашеской общины. Отец Виталий некоторое время жил в ее саду, и можно сказать, что мой родитель проводил детские годы около этого старца. Архимандрит Власий (Болотов), в схиме Макарий, который также служил в Бурдино, был крестным отцом моей сестры. Семья папы хорошо знала и будущего святителя владыку Зиновия (Мажугу). Так что мой отец воспитывался в старческой среде и удивительно, что сам не стал монахом.
Мама Марина Николаевна тоже воспитывалась в религиозной среде. Ее мама и бабушка обе в свое время приняли постриг, стали схимонахинями. Сама мама была духовным чадом архимандрита Кирилла (Павлова).
Я родился в Сергиевом Посаде, когда отец учился в Московской духовной академии при Троице-Сергиевой лавре, и они с мамой жили около монастыря. Папа нес послушание посошника у наместника Лавры архимандрита Иеронима (Зиновьева). Так как я родился в день памяти равноапостольного князя Владимира, то должен был стать, по традиции, Владимиром. Но тогдашний благочинный монастыря отец Евсевий (Саввин) сказал, что ребенка нужно назвать Сергием, раз он родился в Посаде. Отец Евсевий и крестил меня в самой Лавре, в трапезном храме преподобного Сергия.
После моего рождения папа был вынужден перевестись на заочное отделение, и мы уехали в тогдашнюю Воронежскую и Липецкую епархию.
А как стали священником? Стремление к этому появилось в детстве?
– В юношеском возрасте мне не хотелось быть священнослужителем – в основном, потому что религиозную жизнь я еще не мог воспринять в ее глубине, а на первое место в восприятии выходила обрядовая сторона: правила, пост – то, чем была насыщена жизнь родителей. В какой-то степени вера представала передо мной как система запретов, разнообразных «нельзя».
Но в один сложный момент жизни стало определенно ясно, что я все-таки стану священником. В шестнадцать лет у меня подозревали смертельную болезнь. Тогда папа сказал мне, что надо дать Богу обет стать священником, и болезнь не подтвердится. Я дал этот обет за послушание. Можно сказать, мне пришлось его дать. А когда меня повезли в Москву на обследование, то ничего не обнаружили.
После этого я, конечно, переживал, что так была ущемлена моя свобода. Но впоследствии, по мере приближения времени исполнения обещания, я перестал расстраиваться по этому поводу – напротив, благодарил Бога. Потому что если бы не этот случай, неизвестно, как сложилась бы моя жизнь.
Окончив школу в 1994 году, я сразу поступил в Московскую духовную семинарию.
Быть, а не казаться
Что было для вас наиболее значимым, интересным в обучении?
– В это время у меня начался второй, более осознанный этап воцерковления. Например, Евангелие я читал с детства, но в семинарии начал читать его совершенно по-другому – не потому что так было надо или так сказали родители, а самостоятельно. Помимо всего прочего, я начал читать произведения Клайва Стейплза Льюиса и митрополита Антония (Сурожского). В те годы благодаря этим двум людям я по-новому взглянул на веру в Бога.
Интересным было общение с людьми. У меня появились хорошие друзья, с некоторыми из которых я до сих пор общаюсь: это протоиерей Герман Григорьев, протоиерей Максим Батурин, протоиерей Георгий Добролюбов. Четвертый друг скончался – Борис Беляев. Мы все были кандидатами на поступление в семинарию. Не все поступили, потому что конкурс был большой. Кандидаты – это те люди, которые не поступили, но их оставляли при семинарии с расчетом на то, что для них может освободиться место, если кого-то отчислят. Всего нас было человек двенадцать, и почему-то именно с этими четырьмя ребятами я сдружился. Интересно, что все они в одном и том же возрасте – пятнадцати-шестнадцати лет – пришли к вере при абсолютно неверующих родителях.
Вы учились и в академии. Защитили кандидатскую диссертацию?
– Я поступил в академию сразу после семинарии. Но, к сожалению, диссертацию не защищал. На четвертом курсе обучения женился и не окончил работу над диссертацией. Возможно, я взял слишком трудную тему, а понял это только спустя время. Ведь только с возрастом осознаешь, что по-настоящему для тебя интересно. Тем более, что многие студенты ставили для себя очень высокие барьеры, считали, что положено брать какую-то трудную, философскую тему, вплоть до того, чтобы сделать в ней какое-то открытие. Наверное, во многом такому желанию сопутствовала гордость. Мне кажется, хорошо об этом сказал английский писатель Честертон: «Нужно быть, а не казаться», то есть прислушиваться к себе настоящему, а не к тому, что ты для себя придумал, желая сделать что-то оригинальное, из ряда вон выходящее.
Порой так случается, что человеку «комфортно» исследовать интересную простую тему, но оригинальности в этом нет. И тогда он задает себе планку: создать что-то оригинальное, пусть даже это для него не интересно. И так человек попадает в ловушку. Зачастую он не видит тонких движений своего сердца, а если и чувствует что-то, то не может признаться себе в этом. Поэтому и ошибки совершаются.
Неслучайная тетрадка
Как зовут вашу матушку, как вы познакомились?
– Матушку зовут Валентина. Она училась в иконописной школе при Московской духовной академии. Нас познакомил наш общий друг – ныне покойный иерей Евгений Лукоянов. Мы благодарны ему, молимся о нем, поминаем.
Интересно, что еще до нашего знакомства с матушкой произошел такой случай. Однажды, учась еще на первом курсе иконописной школы, она проходила вместе с подругами по двору и увидела на земле гору тетрадей с сочинениями и конспектами. Дело в том, что использованные тетради семинаристов в огромных количествах выбрасывались на улицу и затем использовались для растопки бани. Девушки тогда подумали: «Почему столько добра пропадает?» – и вытащили себе несколько тетрадок, а через какое-то время благополучно забыли про это. Когда мы уже поженились, матушка перебирала свои тетрадки и обнаружила, что выхватила тогда из кучи именно мои сочинения.
Интересные и неслучайные совпадения! А где довелось начать свое служение в священном сане?
– В 1998 году я окончил обучение и остался в Москве, потому что моя матушка – москвичка. Пять лет я служил диаконом в храме «Большое Вознесение» у Никитских ворот, настоятелем которого является протопресвитер Владимир Диваков. Особенность жизни в столице заключалась в том, что у нашей семьи была трехкомнатная «хрущевская» квартира, в которой размещались родители матушки, ее взрослый брат, мы сами и двое наших детей. Трудно было сохранять мир в отношениях.
Я несколько лет просил о переводе в другую епархию. Долгое время меня не отпускали, потому что не могли найти замену, но в один прекрасный момент прошение удовлетворили. Липецкая епархия была мне ближе всего, потому что мой папа и другие родственники давно знали управлявшего епархией владыку Никона (ныне схимитрополит Никон (Васин), пребывает на покое – прим.) и советовали просить его благословения служить здесь. Так пятнадцать лет назад наша семья переехала в Липецкую епархию. Первым местом служения стал Елецкий Вознесенский собор, где я пробыл семь месяцев. Потом меня направили в липецкий кафедральный собор, где сразу рукоположили в сан священника. Собор стал для меня родным домом, а настоятель отец Василий Бильчук – вторым отцом.
Родители не должны считать чад своей собственностью
Давайте немного вернемся к теме трудностей в семейной жизни, которые довелось испытать на себе. Что бы вы посоветовали молодым семьям, особенно живущим в стесненных обстоятельствах?
– Посоветовал бы искать возможность жить отдельно от родителей. Не в том смысле, чтобы разругаться с ними и разорвать отношения, а в смысле слов Евангелия «…оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одной плотью» (Мф 19. 5).
Будет лучше, если молодые супруги начнут жить с родителями, когда их личные взаимоотношения уже будут устоявшимися. Они будут хорошо знать друг друга и иметь сформированную линию поведения. Родители сразу почувствуют, что их сын или дочь – это уже не те дети, которых они водили за руку в школу, это другая семья. Дети по-прежнему будут близки родителям, но родители уже не будут вмешиваться в их жизнь и воспринимать своих взрослых чад как некоторую собственность.
Бывало, что уже в период моего служения священником ко мне подходили некоторые мамы, чтобы посоветоваться по поводу конфликтов с сыновьями и снохами, просили побеседовать с их детьми. Несколько раз я рекомендовал этим молодым семьям жить отдельно. А родители ожидали от наших бесед совсем другого и даже воспринимали мои слова с некоторой обидой, потому что священник сказал не то, что они хотели услышать.
Наверное, мы стали менее смиренными, чем многие люди старого времени, когда несколько поколений могли жить под одной крышей и как-то уживаться. Мир настолько изменился, что современным людям сложно загнать себя в дореволюционную парадигму семейных отношений.
Батюшка, а как вы воспитываете своих детей?
– Первоначально я думал, что все знаю о воспитании, считал, что сам могу держать и держу наших детей под контролем, но по прошествии некоторого времени стал склоняться к мысли, что такая моя самоуверенность ошибочна и может принести вред семье. У меня как бы сошла пелена с глаз, я понял ошибки своей молодости. Благодарю Бога за мою супругу, которой все более стараюсь доверять во многих ситуациях, связанных с детьми. Матушке я внутренне делегировал некоторые права в этом отношении, убавил свои амбиции.
За годы такой «школы» стал понимать, что и в церковной семье нужно формировать свободную личность ребенка, не делать из него насильно послушнейшего раба. Ведь когда дети становятся подростками, наступает очень сложный, ответственный период для всей семьи. И тогда появляется опасение за то, чтобы они вообще не ушли «на сторону» и не отвратились от Церкви, а затем и от своих верующих родителей… Потому и необходимо во все предшествующие этому годы с Божьей помощью искать баланс в отношениях, не в коем случае не возводить себя в авторитет для ребенка каким-то искусственным способом.
«Бог не всегда и не для всех открывает что-то старцам»
Отец Сергий, а кто для вас самого стал авторитетом, примером в вере, и особенно в священническом служении?
– Многие люди на меня повлияли. Повлияли и книги, и их герои – как положительно, так и отрицательно. Если говорить о положительном влиянии, к примеру, на меня очень сильно повлияла личность преподобного Паисия Святогорца, некоторые его книги я не один раз перечитывал.
Из людей нашей епархии – владыка Никон. Когда у меня бывали трудности, тяжелые ситуации, я звонил ему, просил молитв, подходил за советом. В нем для меня совместились и правящий архиерей, и отец родной, и конечно духовный авторитет.
Как священник сильно повлиял на меня папа. Повлиял своей внутренней дисциплиной: очень серьезным отношением к точности выполнения всех обрядов, старанием, благоговейным отношением к службе. Он ни разу в жизни не служил литургию, не прочитав положенных молитв. Даже вечерние молитвы он никогда не опускал, и если с вечера засыпал во время чтения, вставал среди ночи и читал их уже ближе к утру. Во многих вещах он является для меня примером.
Скажу и про маму. В ней меня всегда поражала бесконечная любовь и забота о ближних до полной беспощадности к себе.
В некотором роде моя жизнь была связана и с отцом Кириллом (Павловым), потому что мама всегда общалась с ним как его духовное чадо. Некоторое время я считал опыт моих встреч с ним негативным, потому что не получал от него ответы на свои вопросы, разрешение каких-то проблем. Дело в том, что во время моих встреч с ним мне было шестнадцать-семнадцать лет. Я хорошо знал, к кому иду за советом, но вот беда: в эти годы еще не был способен осознать и четко, даже для самого себя, сформулировать волнующие меня вопросы. Потому и не имел возможности правильно воспринять какие-то наставления батюшки. Когда же я повзрослел, отца Кирилла уже не было с нами рядом.
Теперь, смотря на этот опыт, я понимаю, что Бог не всегда и не для всех открывает что-то старцам. И нельзя «требовать» от духовника провидческих слов в отношении себя, особенно если ты сам движим эмоциями. Сейчас, чтобы как-то сократить огромный разрыв, который я раньше ощущал между собой и отцом Кириллом, я поминаю его на каждой службе, на каждой панихиде. Очень надеюсь, что в вечности это свяжет меня с ним.
Что касается его человеческих, священнических качеств, мне запомнилось в нем вот что. Он был очень любящим, добрым, тихим, внимательным. Совершенно не авторитарным, очень демократичным. Имел великую снисходительность. Не был противником прогресса в хорошем смысле, как и культурного развития, учебы. Никогда он не считал знания источником гордости, приветствовал высшее образование.
Очень характерным было отношение отца Кирилла к Священному Писанию. Евангелие было для него всем. Он был сторонником заучивания нескольких глав наизусть, и его чада заучивали отрывки. Моя бабушка, например, знала наизусть одного евангелиста. Когда я учился в семинарии и в академии, отец Кирилл всегда был для нас не просто духовником Лавры. Он имел духовный сверхавторитет. Считалось, что к нему надо идти за советом, потому что он рассудит о тебе правильно, трезво, потому что у него действительно был дар рассуждения. Он был чужд крайностей – всегда предпочитал «царский путь». И, наверное, больше всего мне запомнились такие его слова: «Надо хранить мир души. Пусть даже дело пострадает, но ты сохранишь мир». Надеюсь, что они останутся в моем сердце и станут основополагающими для всей жизни, потому что мир в душе – это преддверие рая.
Как почувствовать добро в других
А ведь есть разные способы хранить мир души? Как считаете, что может помочь нам в сегодняшнем обществе на фоне все глобально возрастающей агрессии?
– Наверное, если смотреть на общество только в глобальном измерении, действительно увидишь преобладание зла. Но когда будешь соприкасаться конкретно с каждым человеком этого мира, то сможешь убедиться, как много доброго есть в каждом твоем ближнем. На самом деле «абсолютных негодяев» в мире нет, или их очень мало. Мне думается, что если ты поставишь каждого человека рядом с собой, твое восприятие мира ощутимо изменится. Тот, с кем рядом ты находишься, – это и есть твой мир.
А чтобы почувствовать добро в других, надо самим научиться давать другим добро, любовь. Если мы настолько слабы духовно, что не можем дать любовь, то хотя бы смягчиться по отношению к человеку взглядом, оказать небольшое внимание, напустить на себя поменьше холоду, важности. Парадоксально, но если ты начинаешь оказывать внимание какому-нибудь человеку (даже самому вроде бы негодному, тебе не приятному), то начинаешь его немножко любить, причем прямо пропорционально своим затраченным на него усилиям. Как советуют святые: если хочешь обрести любовь, начни совершать поступки любви.
Стратегическая добродетель любви
И здесь уместен вопрос: какую добродетель в людях вы ставите выше других? И напротив, что для вас аморально, недопустимо?
– В глобальном, стратегическом смысле – любовь, а тактически – смирение. Аморален всегда эгоизм: он ранит и окружающих, и самого человека.
Батюшка, что вы скажете Богу на сугубом суде? На что потратили свои силы, таланты, здоровье, которые Он дал вам?
– Помните евангельскую притчу: людей призвали к Царю на брачный пир, а потом Царь увидел одного из них не в брачной одежде и спросил того о причине. Он же молчал… Мне кажется, что там никаких слов уже не будет. И даже невозможно будет винить себя. Богу не нужно будет говорить, мол «иди направо» или «или налево» – человек сам все поймет и молча пойдет туда, куда должен идти.
Можете ли вы сказать, что ваша жизнь интересна?
– Да, я думаю, что моя жизнь интересна. Сейчас она, может быть, стала более размеренной, хотя в духовном отношении никогда не была простой и понятной.
Беседовала редакция липецкого епархиального отдела СМИ
Публикация сайта Липецкой епархии